Кокаин

Барышня из хорошей семьи никогда не потрудится скрыть свое дурное настроение или сплин, и ты должен будешь переносить приступы нервов, а в минуты интимности станет проявлять или безразличие, или неудовольствие.

Проститутка же, привыкшая симулировать все все свои чувства, дает тебе иллюзию наслаждения даже в том случае, если в этот день умерли от желтой лихорадки ее отец и мать.

Она сумеет сохранить себя красивой до старости, потому что красота неотъемлемая принадлежность ее промысла, и она должна была научиться всем секретам сохранять ее.

Возможно, что с ней случится то же, что бывает с театральными комиками в отставке, которые вдруг возвращаются на сцену и терпят фиаско, но этому никто не удивится и никто не перестанет уважать тебя. Ибо это ее настоящее призвание.

Только в первую ночь ты, пожалуй, испытаешь странное чувство. У тебя не будет впечатления, что ты находишься с женой, а с женщиной, которая остановила тебя на улице. Но и в этом нет ничего ужасного, а только известного рода удобство. Наконец эти женщины умеют имитировать и в этой области.

Тито: Ты совершенно прав, мой друг.

Ночера: Первым делом ты должен оставить этих двух женщин. Не видеть их больше.

Тито: Не буду их больше видеть.

— Клянешься?

— Клянусь.

Раздался звонок телефона.

— Спрашивают господина Тито Арнауди.

Тито подошел к аппарату и сказал:

— Да, милая моя, это я. У тебя дома? Через полчаса? Даже раньше.

— Кто это? — спросил Ночера.

— Армянка, — ответил Тито. И вышел.

IX.

Он приехал на виллу Калантан с небольшим опозданием, потому что подле станции подземной железной дороги встретил своего приятеля по лицею, который учил хронологию, как номера телефонов, и водил его по разным кафе на Монмартре, когда он знакомился с местами, где встречаются кокаинисты.

— Возвращаюсь в Италию, — сказал приятель, расставляя руки для объятия, причем обе они были заняты чемоданами. — Надоел мне Париж, надоело служить, надоело зарабатывать по франку в день. Мне опротивел этот футляр, который давит меня. Если бы я остался здесь еще несколько дней, то наверное бросился бы в Сену, но Сена несет в себе слишком грязную воду.

— Едешь в Италию искать воду почище? Пожалуй найдешь, потому что в Италии женщины не так часто моются.

— Еду, чтобы поступить в монастырь. Около Турина есть монастырь, в который принимают решительно всех.

— А разве ты можешь быть монахом?

— Не думаю, чтобы это было так трудно.

— А ты верующий?

— Нет.

— Имеешь призвание?

— Нет.

— Тогда как же?

— Там есть небольшой сад, кельи хорошо расположены, работы немного, правила не особенно строгие, здоровая пища, много книг, выхода оттуда никакого, даже после смерти, потому что у них имеется собственное кладбище. Все очень удобно.

Тито посмотрел на него с удивлением, а затем спросил:

— Ты был несчастлив в любви? Твоя любовница обманывала тебя со своим мужем?

Будущий монах опустил глаза и, подняв с жестом отчаяние руки, нагруженные чемоданами, произнес:

— Возможно. Если будешь в тех краях, приезжай навестить меня. Прощай.

И быстро побежал по лестнице подземной железной дороги.

Таинственный сундук Тер-Грегорианц, хранивший в себе прошлое обладательницы его, был наполнен золотыми монетами. Когда Калантан сказала Тито: «Он наполнен золотыми монетами», тот рассмеялся и заметил:

— Какое ты дитя! Такие вещи бывают только в романах или немецких фильмах.

Тогда Калантан рассказала свою историю:

— Мой муж был очень богат. Он владел неисчерпаемыми нефтяными источниками и рыбными промыслами в Персии.

— Знаю.

— Его страшно тяготила жизнь. Ничто не привязывало его, ничто не интересовало. Он относился совершенно безразлично к семье и дому. Самой большой его страстью были путешествия, и все же путешествовал он очень немного. Самые большие поездки были Париж — Берлин, Париж — Лондон, Париж — Брюссель. После месячного отсутствия он возвращался домой.

Ему очень нравились кокотки. Думаю, что все более или менее известные звезды этого жанра прошли через его руки.

Я нравилась ему с большими промежутками. В первое время нашего супружества я очень нравилась ему, хотя за мной числился большой недостаток, а именно то, что я была его жена.

Чтобы получить иллюзию того, что я не жена ему, он платил мне. Всякий раз, как я принимала его у себя, он опускал в эту шкатулку какую-нибудь золотую монету. Он утверждал, что это облагораживает супружеские отношения.

— И никто не старался взломать эту шкатулку?

— У меня верные слуги. При том же никто не подозревает, что в ней находится золото.

— В ней наверное несколько десятков тысяч франков.

— Пожалуй, с полмиллиона.

Тито подошел к шкатулке и попробовал поднять ее: это оказалось не так-то легко: жилы надулись на лбу и на шее.

— Бедняжка! — сказала Калантан, посадила его рядом с собой и стала гладить его руки.

— Видишь ли, эта шкатулка хранит твое прошлое, и я ревную тебя к ней. Я хотел бы, чтобы до меня ты никому не принадлежала. Каждая из этих монет служит доказательством тех ласк и наслаждений, которые ты расточала другим.