Надо поставить народное образование, на самых широких началах. Надо позаботиться об устройстве хороших школ, земледельческих и ремесленных мастерских. Необходимо школу совершенно отделить от церкви. Обучение должно стать светским, и основой его следует сделать изучение природы. На обеспечение сирот надо обратить особое внимание. Взрослое население надо также приобщить к культуре. Самым подходящим средством для этого Вирхов считает «введение широкого самоуправления в общине и государстве, проведение разумной системы прямых налогов, отмену привилегий отдельных личностей, уничтожение феодальных тягот, угнетающих бедные классы; улучшение земледелия, огородничества и скотоводства; улучшение путей сообщения, устройство фабрик и т. п. Позаботиться о том, чтобы люди могли иметь работу — это обязанность государства». «Весь свет знает, — пишет Вирхов, — что пролетариат нашего времени обусловлен, главным образом, введением и улучшением машин. Люди теперь уже ценятся только как «руки». Но разве в этом смысл машин в истории культуры народов? Разве триумфы человеческого гения не служат ни чему иному, как лишь обездолению рода человеческого? Конечно нет! Наше столетие открывает собой социальную эпоху, и предметом его деятельности не может быть ничто иное, как стремление свести к возможно меньшему размеру все машинообразное в человеческой работе. Человек должен работать лишь столько, сколько необходимо для того, чтобы из почвы, из грубого вещества извлечь столько, сколько нужно для существования всего данного поколения; но он не должен расточать свои лучшие силы на создание капитала. Капитал — это чек на наслаждение, но к чему же увеличивать этот чек до степени, переходящей всякие границы? Французская республика уже признала этот принцип в своем лозунге братства и, повидимому, собирается, несмотря на всю силу старой буржуазии, осуществить его на деле при помощи ассоциации. Действительно, ассоциация неимущего труда с капиталом государства или денежной аристократии или многих мелких собственников — вот единственное средство для улучшения социального положения. Капитал и рабочая сила должны быть по крайней мере равноправны, и живая сила не должна быть в подчинении у мертвого капитала». Нетрудно разгадать политический смысл этого выступления Вирхова. Вирхов отражал здесь мнения радикальной буржуазии. Сделать социалистические выводы из той социально-экономической картины, которую он довольно ярко обрисовал, он, дитя своего класса и своего времени, не мог. Но до требования «полной и неограниченной демократии» (в вышеуказанном буржуазном понимании, конечно) он поднялся. Вирхов в своих рассуждениях стоял тогда на левом фланге буржуазии. Революция 1848 года подняла его и некоторое время держала на своем гребне.
1848 год, «безумный год» по выражению реакционеров, ознаменовался целым рядом крупнейших политических событий. Февральская революция во Франции и образование временного правительства открыли шлюзы революции в Германии. Революционное движение в Германии с юга начало распространяться на север, на всю страну. С 6 марта в Берлине начались знаменитые «мартовские дни». Через две недели, 18 марта, к прусскому королю Фридриху-Вильгельму IV явилась депутация от населения столицы с требованием конституции; король обещал, но лишь после вооруженного восстания на улицах столицы уступил «требованиям народа» и выполнил обещание. Однако «весна народов» продолжалась недолго. Реакция стала поднимать голову, ибо немецкая буржуазия «с самого начала была склонна к измене народу и к компромиссу с коронованными представителями старого общества», как писал тогда Маркс в «Новой рейнской газете». «Без веры в себя, без веры в народ, ворча перед верхами, дрожа перед низами, напуганная мировой бурей, окаянный старик, осужденный на то, чтобы в своих старческих интересах руководить первыми порывами молодости юного и здорового народа», — вот как характеризовал поведение буржуазии в мартовские дни Маркс. 10 ноября войска Врангеля вступили в Берлин, а 12 прусская столица была объявлена на осадном положении.