Коко

Не успев еще сойти с моста, Майкл понял, что его отношение к этим вопросам изменилось бесповоротно. Стрелка его внутреннего компаса сама по себе качнулась и изменила направление, и он уже больше не мог рассматривать свой брак или свою медицинскую практику как обязанности, возложенные на него неумолимым божеством. Теперь худшим предательством, чем предательство представлений Джуди об успехе, которые она связывала с Вестерхольмом, стало предательство по отношению к себе.

В голове созрело решение. Хватка его привычной жизни ослабла. Для того чтобы допустить нечто подобное и дать Джуди возможность делать то, что она может, он принял абсурдное предложение Гарри Биверса провести пару недель, болтаясь по незнакомым местам в поисках человека, которого – он вовсе не был уверен – хочет найти. Ну что ж, он увидел слона на улице и кое-что решил для себя.

Решил оставаться самим собой по отношению к собственной жизни, жене и такой удобной работе. И если это подвергнет риску его прежнюю жизнь, реальность его позиции делала риск допустимым. Он разрешит себе смотреть во всех направлениях. Это была лучшая свобода, и решение позволило ему чувствовать себя во всех отношениях свободным.

«Завтра же лечу домой, – сказал он себе. – Остальные могут продолжать поиски». Джуди права: Коко принадлежал истории. Жизнь, которую он решил оставить, сейчас требовала его возвращения.

Майкл едва не развернулся, чтобы вновь пересечь шаткий мост, вернуться в отель и забронировать авиабилет до Нью-Йорка на завтра, но все же решил еще немного пройтись по широкой улице, что тянулась параллельно реке. Он хотел позволить всем странностям Бангкока и странностям его новой свободы полностью дойти до его сознания.

На пути ему попалась крошечная оживленная ярмарка, укрывшаяся за забором на свободной автостоянке между двумя высокими зданиями. Сначала он с улицы заметил дугу колеса обозрения и услышал его музыку, представлявшую собой микс из музыки шарманки, детских радостных визгов и саундтрека к ужастику, – воспроизводимый через совсем уж никудышную звуковую систему. Спустя несколько шагов Пул увидел проход в заборе, через который люди пробирались на ярмарку.

Площадью не более половины квартала, ярмарка являла собой мешанину красок, шума и веселой суеты. Повсюду виднелись киоски и столики. Мужчины жарили мясо на шампурах и передавали готовое детям, кондитеры раздавали бумажные стаканчики с липкими конфетами, здесь же продавались комиксы, игрушки, значки, фокусы. В дальней части площадки дети и взрослые стояли в очереди к колесу обозрения. В дальнем правом углу парковки детишки завывали от удовольствия или замирали от страха на деревянных лошадках карусели. А в левом углу высился гигантский замок из гипсокартона, выкрашенного под черный камень и декорированный маленькими решетчатыми оконцами, – они внезапно напомнили Майклу окошки больницы Святого Варфоломея. Фальшивый фасад Дома забав с комнатой смеха в нем напомнил Майклу о его больнице. Подняв голову, он даже «увидел» окно, за которым сидел и строил планы доктор Сэм Штейн, и окно палаты, в которой лежала Стейси Тэлбот, читая «Джейн Эйр». На одной стороне фасада красовалась нарисованная большая мрачно-серая голодная физиономия вампира с приоткрытым окровавленным ртом, обнажившим острые клыки. Из-за гипсокартонных стен доносились взрывы смеха и зловещая музыка. Традиции и антураж страшилок едины по всему миру. Внутри Дома забав из темных углов выпрыгивали скелеты, а безумные, зловеще ухмыляющиеся оскаленные рожи давали молодым повод обнять друг друга. Ведьмы с покрытыми бородавками носами, пританцовывающие дьяволы с садистскими мордами и зловредные призраки пародировали болезни, смерть, безумие и заурядную безличную человеческую жестокость. Входишь с одного конца, смеешься, визжишь от страха и в итоге с другого конца выходишь в развеселый карнавал, где живут настоящие страхи, болезни и ужасы.

После войны Коко решил, что там, снаружи, слишком страшно, и нырнул обратно в Дом забав с его призраками и демонами.

В другом конце ярмарочной площади Пул увидел еще одного долговязого представителя Запада – блондинку, которая, должно быть, носила высокие каблуки, чтобы достичь роста около шести футов; ее седеющие волосы были заплетены в косу на затылке. Затем Пул обратил внимание на широкие плечи блондинки и понял, что видит мужчину. Ну, конечно! По седине в волосах, по свободной льняной рубахе с вышивкой и длинной косе Пул решил, что это хиппи, который отправился скитаться по Востоку да так и не вернулся домой. Тоже остался в Доме забав.