Коко

Он повернулся к первому же бару на их стороне улицы – «Песне Востока». Едва они стали приближаться, швейцар у входа приосанился и принялся махать руками и кричать:

– Заходите в «Песню Востока»! Лучший бар на Бугис-стрит! Американцы все ходят только сюда!

Около входа маленький щуплый старичок в грязной белой блузе вздрогнул и как бы проснулся к жизни, растянул рот в улыбке, обнажив редкие желтые зубы, и театрально повел рукой в сторону стоявшего рядом стенда с фотографиями в рамках. Это были черно-белые снимки, глянцевые, восемь на двенадцать, с именами, напечатанными на белой полоске чуть выше нижней рамки кадра. Аврора, Роза, Дон, Роуз, Горячие Губки, Ночная Птица, Шалунья и другие чуть приоткрывали губы, изящно гнули шеи – будто лучившиеся чувственностью лица восточных красавиц в облаке мягких черных волос, выщипанные брови над своенравными глазами.

– Четыре доллара, – объявил старик.

Гарри Биверс схватил Конора за предплечье и буквально втащил его за тяжелую дверь бара. Прохладный кондиционированный воздух охладил влажный от пота лоб Конора, он рывком освободил руку от хватки Биверса. Сидевшие парочками похожие на диких уток американцы с улыбками обернулись на них.

– Так, здесь ловить нечего, – сразу решил Биверс. – Это просто забегаловка на стоянке туристических автобусов. Самый первый бар на улице – единственное место, где эти ротозеи чувствуют себя в безопасности.

– Давай спросим на всякий, – сказал Пул.

По меньшей мере всю первую половину помещения бара оккупировали американские пары возрастом в среднем от шестидесяти до семидесяти. Кто-то едва слышно бренчал на фортепьяно. В общем гуле голосов Конор отчетливо выделил женский, обратившийся к кому-то «сынок» и спрашивавший, где его бейдж. Не сразу до Конора дошло, что женщина обращается к нему.

– Бейджик следует носить, парень, мы же одна веселая компания! – Конор опустил взгляд на загорелое, все в морщинках лицо женщины, которая приветливо улыбалась ему: на ее груди красовался бейдж с надписью: «Привет! Я Этель с тура „Веселая Жасмин“!»

Конор перевел взгляд – у нее за спиной сидели двое старичков в очках без оправы. Они выглядели как те врачи в самолете, только взгляд этих казался менее благожелательным: на нем была футболка с надписью «Эйджент оранж» и он ничуть не походил на члена туристической группы тура «Веселая Жасмин».

Конор увидел, как Биверс и Пул подходят к барной стойке, где крепкий мужчина в бархатной бабочке подавал напитки, мыл стаканы и говорил что-то как бы одной стороной рта – делая все это одновременно. Конор нашел в нем сходство с Джимми Ла. В дальней части бара как будто царил совсем иной мир. Здесь за круглыми столиками сидели группки китайских мужчин, наливая себе бренди из магнумов[81], громко подначивая друг друга и бесцельно заговаривая с девушками, проходящими мимо их столиков. Далеко позади, у дальней стены, черноволосый мужчина в смокинге, не похожий ни на китайца, ни на европейца, сидел за рояль-миньоном и напевал песню, слова которой Конор расслышать не мог.

Он протиснулся мимо женщины, продолжавшей издавать бессмысленные жизнерадостные звуки, и добрался до бара как раз в тот момент, когда Майки достал из конверта одну из фотографий Андерхилла.

– А не выпить ли нам? Водка со льдом, пожалуйста.

Бармен моргнул, и на стойке перед Конором появился наполненный до краев стакан. Конор заметил, что перед Биверсом уже стоял такой же.

– Не знаю такого, – заявил бармен. – Пять долларов.

– Может, вспомните, как видели его много лет назад? – спросил Биверс. – Впервые он стал появляться здесь примерно в шестьдесят девятом-семидесятом.

– Слишком давно. Я был маленький. В школу ходил. К священникам.[82]

– Взгляните еще разок, – попросил Биверс.

Бармен вытянул из пальцев Пула фотографию и хорошенько вгляделся в нее.

– Он священник. Называли Отец-Жеребец. Я с ним не знаком.

Как только они вернулись во влажную духоту улицы, Гарри Биверс на шаг обогнал двоих друзей и остановился, развернувшись к ним лицом, сунув руки в карманы и подняв плечи.

– Как хотите, но меня, честно говоря, от этого места уже мутит. Ни малейшего шанса на то, что Андерхилл все еще здесь. Нутром чую, надо ехать в Тайбэй – этот город больше ему подходит. Можете мне поверить.

Пул рассмеялся:

– Не торопись, мы же только начали. На этой улице еще как минимум два десятка баров, и в одном из них кто-то наверняка его вспомнит.

– К бабке не ходи, – поддержал его Конор, еще больше уверенный в этом после доброй порции водки.

– О, галерка вдруг разродилась собственным мнением, – хмыкнул Биверс.

– Ты так славно оттянулся в Тайбэе, вот тебя туда и тянет опять, – сказал Конор. – Это охренительно очевидно! – Он тяжело шагнул в сторону, чтобы не налететь на Биверса.

– Лучший бар! Лучше не бывает! – напрягали глотки привратники соседних баров.

Конор почувствовал, что рубашка уже липнет к спине.

– Так, кто там следующий – «Свингтайм»? – Биверс подошел не к Конору, а к Майку Пулу, и Конор с облегчением подумал, что Биверс не стал рисковать с ним связываться.