Коко Шанель

Так как монастырь находился в горах, девочек часто выводили за его пределы в своеобразный поход по окрестностям. Пейзаж не отличался разнообразием: сплошной зеленый лес и холмы, покрытые густой травой, как ковром. Монахини часто рассказывали о том, что располагалось в округе, например, о колокольне с неправильными сторонами или про пол в одном из коридоров, на котором были начертаны необъяснимые знаки, таинственная мозаика, каждый из составлявших ее рисунков, запечатленных в камне, был образован повторением одной и той же цифры. Позже и этому найдут применение: а как же, ведь духи Шанель — это именно цифры и в первую очередь повторяющийся от флакона к флакону знак. За свою жизнь Шанель выпустила три вида духов, которым в качестве названия был просто присвоен номер. Первые — номер 5, потому что Габриэль выбрала именно пятый аромат из предложенных на ее суд, вторые — номер 22, по году создания, и, наконец, номер 19 — в честь даты ее рождения. Есть ли здесь связь с цифрами Обазина? На самом ли деле Габриэль видела в них такую магию, волшебство, которые нельзя было не использовать в будущем? Узнать это невозможно, потому что Мадмуазель, как уже говорилось, предпочитала молчать о монастыре и тех годах, которые она провела за его стенами.

Кроме цифр, существовала и магия одежды. До двенадцати лет Габриэль и ее сестры одевались просто, а порой совсем бедно, в штопаное-перештопаное матерью. Но в Обазине форма выглядела совершенно одинаковой у всех. Впрочем, и здесь нашлось место неравенству: девочкам из обеспеченных семей шили форму на заказ, и она существенно отличалась от формы бедняков качеством ткани и отделки. Дело в том, что в монастырский пансион принимали не только сирот. Считалось, что в монастырях девочкам воспитание и образование давали прекрасное, поэтому родители охотно платили за их пребывание там. В частности, в том же пансионе учились Адриенна, самая младшая дочка деда Габриэль, и ее двоюродная сестра, дочка тети Луизы. Но, невзирая на разницу в качестве формы, одинаковость угнетала. Рубашки были белыми, но совершенно застиранными, так как в монастыре царил культ чистоты. Юбки воспитанниц были черного цвета, в глубокую складку, чтобы можно было ходить широким шагом. Они долго не занашивались и, казалось, носились бесконечно долго. Покрывала монахинь и их платья с широкими проймами тоже были черными. Рукава с большими отворотами обычно закатывали до локтя, чтобы спрятать туда носовой платок. А вот ленты, стягивавшие голову, и широкие апостольники в форме воротничков были кипенно-белыми. Белыми были и длинные коридоры и стены, выкрашенные известью, в отличие от черных, высоких дверей дортуаров.

Здесь сразу возникают ассоциации: маленькое черное платье, лишенное декоративности, белые воротнички, просторные юбки, сочетание простых цветов, отсутствие вычурности и удобство в первую очередь. Шанель всегда повторяла: удобство превыше всего, одежда не должна стеснять движений, не должна мешать. Но, в отличие от Обазина, она должна приковывать к себе взгляд, выглядеть уникальной, единственной в своем роде. Легенды о чистоте родительского дома оттуда же — не упоминать монастырь, но как-то объяснять, почему она такая чистюля, аккуратистка, привычная к труду, самолично до преклонных лет наметывающая на моделях свои новые творения.

Легенда об отце складывалась тоже в Обазине. Если ты сирота, то это понятно. Если тебя бросили вполне себе живые родственники, то приходится за них оправдываться. Тут и возникает отец, торгующий вином в Штатах. Многие считают это проявлением дочерней любви, но любовь ли подпитывала воображение подростка? Скорее уж нежелание выглядеть смешной, брошенной, никому не нужной. Габриэль редко упоминала мать только оттого, что та действительно умерла, будучи преданной человеку, не заслужившему и толики ее любви. Жанна была предана ему, но предана им. Похожие слова, но такие разные по смыслу. Зачем рассказывать о матери, в истории которой нет ничего унижающего Габриэль? А вот о вполне здоровом и бодром отце пришлось плести истории. Ухудшило положение два важных момента: с одной стороны, отец возродил надежду на свой приезд, а с другой — надежда окончательно рухнула, когда Габриэль узнала, что он навещает сестру, при этом позабыв об обещании видеться с дочерями.