Коко Шанель

Так прошли первые три года жизни из неполных семи, проведенных в монастыре. Однажды на каникулы сестер решила взять к себе тетя Луиза. Это ее в свое время удачно выдали замуж за железнодорожного служащего со стабильным жалованьем. Жизнь Луизы сложилась вполне в том стиле, который ей предназначался: покладистый муж, небольшой дом в местечке Варен-сюр-Алье (население в конце XIX века и поныне — около трех тысяч человек), где ее супруг служил на железнодорожной станции, отсутствие особых развлечений, но и необходимости работать. Городок представлял собой обычное французское захолустье без особых прикрас. «Поселок, окруженный пыльной дорогой, с церковью и домом священника, над дверью которого прилажен здоровенный каменный крест, имеющий откровенно кладбищенский вид. Напротив церкви, в самом центре поселка, на виду, высится весьма претенциозная ратуша, построенная около 1830 года и снабженная своего рода дозорной башней, часы которой отбивают время в пустоте полей… Две другие важные точки — вокзал и постоялый двор. Один торчал здесь, казалось, с единственной целью придать пущей важности дяде Полю Костье, другой — служил для того, чтобы во время больших маневров офицерам муленского гарнизона было куда пойти выпить и потанцевать… в сущности, Варен был всего-навсего железнодорожным пунктом, торговой станцией, улицей, проложенной средь полей. Вокруг простирались волнистые луга и благопристойные холмы, ничто не нарушало гармонию ровной и отчаянно скучной местности»[5].

Доход тетиной семьи был не слишком высоким, однако ребенок у них с мужем был всего один, дочь Марта, что позволяло сильно сократить расходы. Дочка Луизы училась вместе с двоюродными сестрами, но за плату, а значит, проживала там в несколько иных условиях. Послаблений в плане дисциплины и учебы платным воспитанницам не делалось, но важным было само ощущение того, что у тебя есть семья, тебя не бросили, на все каникулы ты возвращаешься домой к родителям. Первые годы долгие летние каникулы представляли для Габриэль и ее сестер большую проблему. Им приходилось оставаться в монастыре, в то время как других воспитанниц разбирали на лето родственники. И вдруг тетушка «спохватилась». Какие на самом деле мотивы двигали ею, сказать сложно. Не исключено, что ранее у нее просто не было возможности взять к себе троих детей, а может, ею двигало чувство жалости. К тому же к ней на лето приезжала теперь и ее сестра Адриенна, ровесница Габриэль. Позже та иногда говорила, что их брали «за компанию» с Мартой и Адриенной, а вовсе не от большой любви. Габриэль все время искала виновного в своих бедах. Поступая довольно нечестно, она перекладывала на тетю вину за свое сиротство, за монастырское заточение, за разлуку с братьями и сестрами. С ней она общалась вызывающе и летние каникулы считала подачкой. Пойти на попятный Габриэль не могла. Она была несправедлива к этой женщине, но ничего не могла с собой поделать.

Тем не менее проживание в Варене вносило разно-образие в жизнь девочек, хотя надзор за ними со стороны тети и ее мужа был строгий. Однако он не шел ни в какое сравнение с дисциплиной в монастыре. После длинной, темной галереи, в которой спали все воспитанницы приюта, Габриэль очутилась в спальне, которую делила всего с одним человеком — с Адриенной, приходившейся ей формально теткой, а по сути подругой. Можно было болтать, не боясь окрика надзирательницы, хоть всю ночь напролет. И возраст для таких задушевных бесед был самый подходящий. Потихоньку отчуждение в отношении тети Луизы проходило, особенно в те моменты, когда они втроем занимались рукоделием. Тетя любила своими руками делать шляпки — никогда их не покупала, что приводило Габриэль в восторг. Она с удовольствием начала применять навыки, полученные в монастыре, помогая тете. Она уже умела довольно многое: например, расшить скатерть, окаймить салфетку, раскроить сукно, расширить или заузить юбку. Тетя иногда выбиралась в Виши купить там фетровые заготовки, а затем перекраивала их и украшала на свой лад. Под ее ловкими пальцами бесформенные болванки превращались не в безликие головные уборы, которые видишь на каждой женщине, особенно в захолустье, а в нечто оригинальное. Конечно, этим скромным изделиям далеко было до неподражаемого шика парижской моды, но, с другой стороны, они не походили на банальные шляпки с потускневшими на солнце искусственными цветами, безуспешно призванными их украсить. Помогая тете, Габриэль, пожалуй, впервые почувствовала свое будущее призвание: недаром карьеру она начнет именно со шляпок.