В 1889 году к очередной выставке возвели знаменитую Эйфелеву башню (Коко Шанель не видела Парижа без башни), которую планировали после разобрать. Выставку приурочили к столетию взятия Бастилии, на ней присутствовало около тридцати миллионов человек. Башня служила входом на выставку, даже во время строительства желающие могли подняться на второй этаж. «Галерею машин» разобрали только в 1910 году, на тот момент она успешно конкурировала с Эйфелевой башней, являясь самым большим крытым помещением в мире. К выставке 1900 года построили новые вокзалы, без которых облик Парижа сейчас трудно представить: Орсе и Лионский. Более того, именно тогда открылась первая ветка парижского метро. Построили здания Большого и Малого дворцов: Большой служил для конных и мотошоу, а также выставки скульптур, Малый — для выставки французского искусства. К выставкам строили новые мосты через Сену, вокзалы, здания, появлялись и новые улицы. Габриэль увидела Париж практически таким, каким мы его видим сегодня, старого города она не знала: преобразования барона Османа совершились во второй половине XIX века. Основательница новой моды фактически въехала в обновленный город, который был готов к преобразованиям. Всемирные выставки изменили лицо Парижа, продолжая в том же духе, можно сказать, что Шанель изменила лица парижан. Все это меняло образ жизни горожан — ХХ век вступал в свои права.
Шанель предстояло поселиться в квартире Бальзана, расположенной на бульваре Мальзерб. Год спустя она переедет на улицу Камбон. Сейчас это улица роскошных бутиков, в двух шагах от Лувра, Оперы, основных туристических потоков. Но и в начале века она считалась весьма престижной. Весь парижский бомонд концентрировался к тому времени на Монпарнасе, переехав туда с Монмартра. Действительно, Монпарнас стал более цивилизованным, как выражался Кокто, тем Монпарнасом, который уже похож на современный, в значительной мере потому, что туда хлынули новые обитатели, а эта «цивилизованность» — появление нормального жилья, зрелищных предприятий, мест общения и отдыха, — в свою очередь стимулировала приток свежих созидательных сил. Именно так возникли «литературные галактики» Монпарнаса с их организациями и журналами, объединения художников с их школами и «академиями», наконец, ателье и общежития, сразу привлекшие вездесущих коллекционеров и маршанов (торговцев картинами), без которых существование творческой братии просто немыслимо. В тот район стекались люди искусства. «Монпарнас тогда был захудалым кварталом. А мы слонялись по нему как будто без всякого дела, но так только казалось. Ведь у молодежи такой вид, будто она шляется и бездельничает. В Париже всегда есть кварталы, которые переживают свой звездный час. Сегодня это Сен-Жермен-де-Пре. Когда-то это был Монмартр, а в наше время (теперь его зовут героическим) была очередь Монпарнаса»[19]. Кокто называет тех, кто там собирался, революционерами в искусстве. В какой-то момент Габриэль начнет заводить знакомства и с ними.
Пока на дворе царила Бель Эпок, «прекрасная эпоха», но новая эра «ревущих», «безумных» двадцатых уже была на пороге. Париж стал творческим центром Европы: отовсюду туда стекались художники, писатели, деятели театра и кино. Они встречались в кафе и барах Монмартра и Монпарнаса, рисовали, делая наброски на клочках бумаги, обоях и салфетках. Коко Шанель знала, куда ехать, чтобы менять моду. Искусство второй половины XIX века, на которое повлияла французская революция, ушло от нео-классицизма и романтизма предыдущих эпох. Художники перешли к реализму, обратив внимание на простых людей, их повседневную жизнь, лишенную прикрас — это был шаг в сторону того класса, к которому принадлежала семья Габриэль и от которого ей так хотелось убежать. Огюст Роден — яркий пример скульптора той эпохи, где главенствуют движение, реалистичность изображения, даже если перед зрителем стоит мифологический персонаж.