Последняя четверть века ознаменовалась приходом импрессионизма. Моне, Ренуар, Дега и многие другие, целая плеяда великолепных мастеров, экспериментировали с цветом и красками, изображая горожан, гуляющих по улицам, пикники за городом и знаменитых танцоров кабаре. Именно Дега сохранил для нас портреты певиц кафешантанов, на которых так хотела быть похожа Коко Шанель. Их наряды: шляпки, платья, туфли; выражения их лиц, мимика, жесты; закулисье, скрытое от посторонних глаз — мы видим их жизнь смешной и трагичной в своем «истинном» обличье. Следующий период был отдан на откуп постимпрессионистам: Сезанн, Гоген, Ван Гог искали новые и, по их мнению, более созвучные эпохе выразительные средства: Сёра, например, изучал проблемы восприятия света и цвета; Сезанна интересовали устойчивые закономерности цветовых сочетаний и форм; Гоген создал так называемый синтетизм; произведения Ван Гога построены на яркой цветовой гамме, выразительном рисунке и свободных композиционных решениях. Художники этого направления, уходя от академического изображения реальности (реализма в живописи), также отказываются от поиска выражения сиюминутных впечатлений, свойственного импрессионистам. Они стремятся изображать основные, главные элементы окружающего мира, не следуя «убогой» правде жизни.
Приезд Шанель в Париж совпал с развитием нового стиля — модерна. Внутри него появилось множество подстилей, включая кубизм и сюрреализм. Если ар-нуво начинался с декоративности, плавности линий, использования орнаментов, то в десятых годах наступил этап упрощения линий, отказа от декоративности в пользу строгости. Среди направлений модерна можно выделить фовизм (чистые, звучные цвета, сильные и размашистые мазки), экспрессионизм (подчеркнутое выражение душевных состояний художника, его чувств и настроений), кубизм (идея упрощения предметов до геометрических форм — шара, куба, цилиндра, призмы), футуризм (призыв отвергнуть достижения прошлого и возвеличивать технику и промышленный дух нового времени), наконец, сюрреализм — течение неопределенное и оставляющее впечатление болезненного. Реальные существа и предметы выступают здесь в необычных сочетаниях, и поэтому возникают образы, напоминающие фантастические видения или сны. Несколько позже возник абстракционизм, пытающийся передать существующий предметный мир при помощи хаотичных на первый взгляд сочетаний пятен, линий, цветов.
Молодая Шанель волей-неволей оказалась вовлечена в новые течения искусства, так как сама была склонна именно к таким формам — лишенным черт предыдущих стилей и направлений в моде. В воздухе витал дух революции, свержения старого и установления новых традиций. Благодаря художникам, поэтам, писателям, скульпторам и актерам новые веяния в моде было проще претворять в жизнь. Публика готовилась аплодировать тому, что упростит ее жизнь, в особенности что касалось неудобной моды для женщин. Париж бурлил. Странно одетые, непохожие на всех остальных, люди нового искусства собирались в студиях, кафе, на улицах и только своим внешним видом уже эпатировали знать. Казалось, им даже не надо демонстрировать свои произведения: достаточно показывать самих себя. «Мы не заботились о том, какое значение будет иметь все, что мы делаем. Никто из нас не заглядывал в будущее, не думал о потомках. Мы хотели жить, и жить вместе. Мы беспечно относились к будущей легенде, и в результате она сложилась сама собой», — писал Кокто о себе и своих друзьях, но это в полной мере можно отнести и к Коко Шанель. Он же говорил о Модильяни, что тот подводил всех под общий стиль, «под архетип, который жил в нем самом»: «Сходство в таких случаях — только предлог для художника, который воссоздает свой собственный облик. Не физический, но таинственный облик своего гения».
Габриэль приехала в город, который привлекал всех и вся. Представитель любой национальности становился там французом, будь он испанцем, русским или голландцем. Она хотела преуспеть и могла это сделать точно так же, как делали друзья Кокто: шокируя, разрушая старое, вычерчивая свои линии, наплевав на общественное мнение и принятый порядок.
Часть третья. 1910–1931 годы
Глава первая. Мода «прекрасной эпохи»