Роль мецената пришлась Коко по душе. Со стороны казалось, что она успокоилась и перестала переживать смерть Кейпела. Это не соответствовало истине, просто Габриэль запретила себе показывать чувства на людях. Она больше не молчала в компании друзей Миси — напротив, сама открыла двери «Бель Респиро», чтобы создать там собственный салон. Узнав о тяжелом положении Стравинского, Габриэль тут же предложила ему вместе с женой и детьми переехать на ее виллу, чем семья и воспользовалась. Два года в «Бель Респиро» не смолкали звуки рояля. Кокто так описывал работу гения: «У Стравинского порядок устрашающий. Как в операционной. Этот композитор врос в работу, облачился в нее, он весь, как человек-оркестр в давние времена, увешан музыкой, он строгает ее и покрывает все вокруг слоем стружки, он неотделим от своего кабинета. Где бы ни был Стравинский… он всегда в панцире, как черепаха. Пианино, барабаны, метрономы, цимбалы, американские точилки, пюпитры — все это его дополнительные органы. Так же, как ручки управления у пилота или разные усики и щетинки у насекомого в брачном наряде, которые мы видим в тысячекратном увеличении на экране».
Постоянно общаясь с Габриэль, Стравинский даже увлекся ею, но его чувства были безответны. Несмотря на патетику, с которой музыкант встретил сие известие, он не чурался и далее жить под ее крышей. В самом начале своего знакомства с Коко он был в нее влюблен, как это часто случалось со всеми, кто так или иначе приближался к ней — она просто околдовывала. Со своей стороны, Габриэль восхищалась им как композитором и любила как друга. Всю жизнь она держала на ночном столике подаренную им икону, которую, отправляясь в поездки, она укладывала в чемодан (по ее просьбе ее даже похоронили с этой иконой). По прошествии нескольких лет, переехав, Стравинский продолжал получать от Шанель финансовую помощь. Он писал Мисе: мол, сидим без гроша, напомните, пожалуйста, о нас Мадмуазель.
Осенью 1920 года, оставив семейство Стравинского в «Бель Респиро», Габриэль поехала в Биарриц: следовало лично проверить, как идут дела в магазине, а заодно и отдохнуть. Тогда на курортах Франции проживало множество русских аристократов, бежавших из Советской России. В большинстве своем они испытывали денежные трудности, но иногда находились меценаты, которые их поддерживали из самых разных побуждений. Брат княгини Марии Павловны Дмитрий был среди соотечественников заметной фигурой, как внешне, так и по статусу. Знакомые представили его Габриэль. Несмотря на восьмилетнюю разницу в возрасте (Дмитрий родился в 1891 году), они влюбились друг в друга. Нет, это нельзя назвать тем чувством, которое испытывала Габриэль к Кейпелу, но им обоим тогда было нужно это легкое чувство, без обязательств и лишних драм. Разница в социальном положении (она — кутюрье, «портниха», он — великий князь, чудом избежавший гибели на родине) после революции и Первой мировой уже мало волновала общество, а самих Шанель и Романова подавно. К тому же первый визит великого князя пришелся на тот период, когда в дом Шанель уже въехала семья Стравинских. Дмитрий подолгу мог наблюдать за тем, как дети Стравинских играли в саду, с наслаждением слушал их речь. Ему бы хотелось, чтобы это никогда не прекращалось — общение в доме, где люди говорили по-русски.
Время, которое пара провела вместе, будет если не самым счастливым в их жизни, то точно самым беззаботным. Вместе с тем Габриэль продолжала много работать. Ее дело было неотделимо от ее жизни. Отдых, личная жизнь, развлечения — работа в итоге появлялась всюду с безумной настырностью. Конечно, Габриэль обсуждала свой Дом мод и с Дмитрием. Кому впервые пришла в голову идея создать духи Шанель, теперь сказать сложно: на это претендовала впоследствии Мися, многие считают, что предложил идею Дмитрий. Ну и, конечно, не исключено, что сама Габриэль, желая выпустить в свет свой аромат, поделилась мыслью и с Мисей, и с Дмитрием. Но именно великий князь помог претворить затею в жизнь. Всего за год близкого знакомства с Коко он сумел принять участие в проекте, который по сей день считается одним из самых успешных в мире парфюмерии.