Кокон

– Выпьем за любовь! – Ника подняла бокал и тут же поставила обратно на придвинутый к дивану журнальный столик. – Ты хлеба-то принеси… ну, в смысле – галеты.

Галеты… конечно, галеты – свежего хлеба в городе давно уже не было.

Максим поднялся:

– Сейчас…

Заодно с галетами захватил и водку, початую бутылку «Хлебной»… Не хотелось бы ее с вином-то мешать – от такого коктейля у Макса всегда были сильные головные боли. А не выпить вина неудобно… разве что пригубить… А лучше – девчонку отвлечь.

Молодой человек так и сделал – вбежал, растрепанный, в комнату, округлил глаза:

– Ой, Ника! Там, у магазина, такое! Выйди на балкон, посмотри.

Вероника всегда была девушкой любопытной. Вот и сейчас вскочила…

– Эй-эй! – Макс тут же поднял бокал. – Чин-чин!

Чокнулись.

Прихватив бокал с собой, Ника убежала:

– Ну, где там что? Что-то ничего такого этакого не вижу.

– Лучше смотри!

Тихомиров быстро выплеснул вино в давно подаренную по какому-то случаю вазу. Вышел на балкон – довольный. Зевнул:

– Видать, кончилось все уже… Пошли в комнату. Слышь, Ника. А можно я все-таки водку буду? Ну, под картошку вино – как-то…

– Да пей ты чего хочешь. Тебе спать, кстати, не хочется?

– Да часок вздремнул бы… А ты?

– А я пока посуду помою… Уж не сомневайся, ровно через час разбужу! – Вероника хищно ухмыльнулась.

Максим вытянулся на диване, накрывшись пледом, и действительно вскоре задремал – сказывалось полученное за день напряжение. Ничего конкретно ему не снилось – одна сплошная тьма, сияющая каким-то пошлыми красными звездами.

А проснулся он сам… Ника не разбудила.

Темно уже было… и по квартире явно кто-то ходил, подсвечивая фонариками. Макс хотел было тут же вскочить, но повременил, услыхав вдруг негромкий голос:

– Ничка, где у этого хмыря бабки-то?

– В тумбочке под теликом посмотрите.

– Да смотрели уже – нет ничего.

– Тогда в книгах.

Вероника! Одетая, она стояла на пороге и деловито руководила каким-то непонятными личностями, поигрывая на ладони… Максовой золотой цепочкой! Сука! Вытащила, видать, из кружки!

– В диване еще обычно прячут, – голос был подростковый, ломкий.

Ника усмехнулась:

– Так проверьте!

– А этот?

– А выкиньте! Нет, осторожненько переложите на пол.

– А не проснется?

– Ха! Я ему три таблетки всыпала. До утра будет храпеть, а то и больше.

– Ну ты молодец, Ничка!

Тихомиров похолодел: он сразу все понял. Ах, вот как, значит?

И как только незваные гости ухватили его за ноги, намереваясь стянуть с дивана, от всей души заехал одному пяткой в глаз…

– Уй-а-а-а! – завопил тот…

Свет выпавшего фонарика выхватил из темноты большой лягушачий рот… Ага! Знакомая компания!

Вскочив, Максим ударил кулаком в зубы одному, второй убежал на кухню… А Ника?

А Ники в квартире уже не было! Лишь в распахнутую дверь тянуло с лестничной клетки холодом и затхлой мочой.

– А ну стоять, гоблины!

Ага, будут они дожидаться, как же! Один кинулся под ноги – сообразил, черт, – Максим споткнулся… Пока вставал, двое уже успели убежать… Но последнего он все-таки прихватил, прижал в дверях:

– Ну, говори, сука! Убью!

– А что говорить-то, дяденька? Все скажу, только отпустите.

В общем, он рассказал, что знал, и Тихомиров его отпустил – и в самом-то деле, не убивать же?

Не первая это была квартирка. А бандой руководила Вероника – ушлой оказалась девочка, мигом сообразила, что в смутные времена не грех и поживиться, пошарить, где что плохо лежит. С работы почти всех обнесла – это уже потом Максим узнал, да вообще многих своих знакомых. Не просто так в квартирки проникала – с выдумкой. Вот как тут, во дворе, – здорово разыграла, артистка.

Что ж, вот она, оказывается, какая любовь-то бывает, а в общем-то – и была ли? Скорее уж– нет, чем да. Потому и переживать нечего, а цепочку золотую… да черт с ней, с цепочкой. В крайнем случае, если затянется все до зимы, найдется еще, что продать.

Ну Ника!!!

Глава 4 Осень

…Глазам не уследить за множеством козявок,
За всполохом людей в кореньях цепких сосен.

Раймон Кено. «Сосны, сосны и ели»

Осень в этом году выдалась дождливой, а солнышко из-за проклятого тумана не светило в полную силу и не могло высушить грязь. Народ помаленьку приспосабливался к сложившейся ситуации, однако многие отчаялись – кто-то вешался, кто-то умирал с голоду, а кто-то грабил, выметая из магазинов и складов остатки продуктов – муку, макароны, тушенку. Отбившаяся от рук молодежь начинала сколачивала лихие банды, экспроприировавшие продукты у «куркулей» – так они именовали хозяев огородиков и частных домишек. Бензин повсеместно закончился – машины начинали менять на велосипеды, пока давали одну за три, но пропорция имела явную тенденцию к увеличению. Магазинная торговля давно замерла, зато несказанно оживилась рыночная, опять таки меновая, бартерная.