Кокон

ЭТО ЧЕРНОВИК МОЕЙ ДОКТОРСКОЙ ДИССЕРТАЦИИ. ПОМЕТКИ НА ПОЛЯХ – КОММЕНТАРИИ УЧИТЕЛЯ, ОН ПОДЧЕРКНУЛ КАЖДОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ, НУЖДАВШЕЕСЯ, ПО ЕГО МНЕНИЮ, В ПРАВКЕ, ОТМЕТИЛ ДАЖЕ ПОГРЕШНОСТИ В ГРАММАТИКЕ. ПОЗЖЕ ПО МАТЕРИАЛАМ ДИССЕРТАЦИИ ВЫШЛА КНИГА, И Я ПРЕПОДНЕС ЭКЗЕМПЛЯР УЧИТЕЛЮ. СПУСТЯ ПАРУ ДНЕЙ ОН ВЕРНУЛ МНЕ ЕГО С ПОМЕТКАМИ – ПОДЧЕРКНУЛ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО НЕДОЧЕТОВ, ЧТОБЫ Я ИСПРАВИЛ ИХ В СЛЕДУЮЩЕМ ИЗДАНИИ.

Смена кадра. У Тяньюй смотрит в камеру.

Титр:

УЧИТЕЛЬ ЛИ МНОГО РАЗ ПОВТОРЯЛ, ЧТО В ХИРУРГИИ НЕДОПУСТИМА НЕБРЕЖНОСТЬ, ВО ВРЕМЯ ОПЕРАЦИИ НУЖНО ВСЕГДА ИМЕТЬ В ВИДУ ХУДШИЙ ИСХОД. ОН СВОИМИ ГЛАЗАМИ ВИДЕЛ, ЧТО ТАКОЕ ПРЕСТУПНАЯ ХАЛАТНОСТЬ ВРАЧА. СКОРЕЕ ВСЕГО, ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В ПЕРВЫЙ ГОД “КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ”, УЧИТЕЛЯ ПОДВЕРГЛИ ГОНЕНИЯМ И НЕ ДОПУСКАЛИ К ОПЕРАЦИЯМ, ОН ВЫНУЖДЕН БЫЛ АССИСТИРОВАТЬ ВРАЧУ, КОТОРЫЙ НИЧЕГО НЕ СМЫСЛИЛ В ХИРУРГИИ. ТОТ ХИРУРГ ЛЕГКОМЫСЛЕННО ПОДОШЕЛ К ОПЕРАЦИИ, НЕ ОЦЕНИЛ В ПОЛНОЙ МЕРЕ ЕЕ СЛОЖНОСТЬ, В РЕЗУЛЬТАТЕ ПАЦИЕНТ ПОТЕРЯЛ МНОГО КРОВИ. ЛИ ЦЗИШЭН ВЗЯЛ СКАЛЬПЕЛЬ И СДЕЛАЛ ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ ДЛЯ СПАСЕНИЯ ЖИЗНИ, НО БЫЛО УЖЕ ПОЗДНО, ДЫХАНИЕ ПАЦИЕНТА ПРЕРВАЛОСЬ. ЭТА ТРАГЕДИЯ ОЧЕНЬ ПОВЛИЯЛА НА УЧИТЕЛЯ ЛИ, ОН ВОЗНЕНАВИДЕЛ НЕУМЕЛЫХ ВРАЧЕЙ, КОТОРЫЕ ЛИБО БЕЗДЕЙСТВУЮТ, ЛИБО ПОПРОСТУ ВРЕДЯТ ПАЦИЕНТАМ. НО И СЕБЯ НЕ МОГ ПРОСТИТЬ, СЧИТАЛ, ЧТО НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ТОТ СЛУЧАЙ, И ЧАСТО ПОВТОРЯЛ: “ТЯНЬЮЙ, ПОЖАЛУЙ, О ТОЙ ОПЕРАЦИИ Я ЖАЛЕЮ БОЛЬШЕ ВСЕГО В СВОЕЙ ЖИЗНИ…”

Часть IV

Чэн Гун

Ты удивишься, если я скажу, что видел Ван Лухань? Ни за что не угадаешь, где мы встретились. В триста семнадцатой палате. Эта палата была маленьким театром, где то и дело разыгрывался какой-нибудь спектакль. Между мной и тобой, между тетей и Сяо Таном… Наверное, от дедушки исходил какой-то магнетизм – ему неизменно удавалось заманить нас в палату и посмотреть очередное представление.

Я зашел в триста семнадцатую палату вскоре после твоего перевода в другую школу. Постоял немного у кровати, глядя на дедушку, потом взял устройство для связи с душой, которому никогда не суждено было увидеть свет, сложил его в коробку, обмотал скотчем и затолкал под кровать. Вышел из палаты и затворил дверь.

Все воспоминания о тебе я оставил за этой дверью. И не появлялся в триста семнадцатой палате еще целый год. Только однажды, пока ждал тетю у больничных ворот, задрал голову и посмотрел на крайнее к востоку окно стационарного корпуса. Пара серых голубей вдруг резко взлетела с карниза.

Мне показалось, что кто-то стоит за окном и смотрит на улицу сквозь грязное стекло. Скорее всего, обман зрения – кроме медсестры, которая каждый день заходила в палату на десять минут, чтобы покормить дедушку, там никого больше быть не могло.

Подошла тетя, я показал ей на окно и спросил, видит ли она человека в палате. Она посмотрела мельком, сказала, что никого не видит, и повела меня прочь. А на полпути к дому я заметил у нее слезы. Спросил, что случилось, – оказалось, в триста семнадцатой палате она встречалась с Сяо Таном. Была уже осень, холодало, но они продолжали каждый день бегать в рощицу, пока однажды тетю не озарило (она именно так и сказала): вспомнив о триста семнадцатой палате, она немедленно отвела туда Сяо Тана. С тех пор они стали бывать там каждый день. Но я все равно не могу представить, как тетя и Сяо Тан целуются у дедушкиной кровати. На этот раз его беспокойные круглые глазки стали свидетелями их чистой любви.

На второй год после твоего отъезда в больнице началось строительство нового корпуса. Его построили в северной части микрорайона – помнишь, там раньше был пустырь? Говорили, что при закладке котлована из земли выкопали гнездо белых змеек, мы бегали посмотреть, никаких змеек не увидели, но передавали этот слух дальше. В новом восьмиэтажном корпусе было достаточно коек, и после его открытия старый корпус, где находилась триста семнадцатая палата, отвели под пациентов, которые годами не покидали больницу, – это были лежачие с полным и односторонним параличом, старики, страдавшие деменцией, которых поместили в стационар за деньги или по блату, и теперь от них было не избавиться… Большинству требовалось уже не лечение, а уход. Их держали в стационаре только для того, чтобы обеспечить работой бесполезных сотрудников больницы. Уволить их директор не мог, поэтому сослал в старый корпус работать санитарками и медсестрами. Тетя тогда очень боялась, что ее тоже отправят в старый корпус, целыми днями плакала, но, вопреки ожиданиям, за ней сохранили должность в аптеке.