Кокон Кастанеды

Поездка в Москву была хоть и не очень желанной, но все же внушала оптимизм. После конференции, которая должна была пройти в одном из подмосковных пансионатов, Коля планировал задержаться в столице на недельку и как следует потусить, по московским барам поболтаться, с девочками пообщаться, закрутить пару-тройку романчиков. Со студентками университета шуры-муры были чреваты последствиями. Николай Владимирович предпочитал, чтобы подопечные его любили платонической любовью, к тому же интрижки могли уронить его учительский авторитет, который он ревностно оберегал. Преподавательский состав женского пола его тоже мало возбуждал, а с последней подружкой, владелицей маленькой букинистической лавочки, расположенной на соседней от его дома улице, он распрощался месяца три тому назад. Почувствовал, что партнерша пытается перевести отношения из «просто секса» в состояние «не просто секс». А так все хорошо начиналось: встречи два раза в неделю. Никто никому ничего не должен, потрахались и разбежались. Благодать! Зачем надо было все портить? Затевать беседы о родстве душ, о совместном проживании, о желании иметь детей? Жаль, девушка в постели ему идеально подходила. Хорошая была девушка… Кстати, о девушках… Николай приосанился и улыбнулся. В купе его должна была ожидать прекрасная незнакомка. Не зря же он растратил море своего мужского обаяния на кассиршу в билетной кассе, чтобы та постаралась разместить его в вагоне СВ всенепременно с симпатичной молоденькой соседкой, а не с каким-нибудь старым хрюнделем, с которым водку всю дорогу придется жрать. Кассирша загадочно улыбнулась, подмигнула – совершенно очевидно, что намек поняла, – и охотно пошла ему навстречу. Да, на женщин он всегда умел производить впечатление.

В вагоне было жарко и душно, Николай расстегнул пальто и поморщился. Через полчаса от него будет вонять, как от портового грузчика. Придется приводить себя в порядок в узком и неудобном клозете, переодеваться. А как иначе? Иначе никак!

Сердце успокоилось от бега, но заволновалось вновь от предвкушения будущего приятного знакомства.

Поезд тряхнуло, и он плавно покатил по рельсам. Николай нашел свое купе, пригладил волосы, сделал воодушевленное лицо, тактично постучался и распахнул дверь. Воодушевление с его лица тут же спало, и Николай Владимирович замер на пороге с вытянутой физиономией: вместо симпатичной молоденькой соседки в купе сидела монахиня, старая и страшная, как татаро-монгольское иго.

– Э-э-э-и-и… извините, сестра, – выдавил из себя Николай, закрыл дверь снаружи и направился на поиски проводника. Ехать в одном купе со старухой, к тому же монахиней, его прельщало мало.

* * *

– То есть как это мест больше нет? Что – совсем? А может быть, все-таки есть? – Николай Владимирович выразительно похлопал себя по карману и загадочно подвигал бровями вверх-вниз. Проводница плотоядно покосилась на Колин карман, но развела руки в стороны. Единственное, что она могла предложить, – это место в плацкартном вагоне. Трястись в плацкарте за такие деньги? Николай Владимирович обреченно вздохнул и решил вернуться в свое купе.

Монахиня смотрела прямо перед собой, перебирала в руках четки и на его возвращение никак не отреагировала. Ее словно восковое, изрезанное глубокими морщинами лицо казалось непроницаемым. Николай поздоровался в пустоту, протиснулся в купе, ощущая одновременно легкое раздражение и смущение, убрал чемодан и плюхнулся на бордовое покрывало своей полки. Интерьер купе, уютный и чистенький, с хрустящими белоснежными подушками, сложенными домиком, и интимными шторками на окне, настраивал на романтический лад. Какая же зараза эта кассирша! Нарочно ведь его с монахиней в одно купе определила! Вредная баба. Прежде ему ни разу не доводилось лицезреть так близко Христову невесту. Судя по одеянию и четкам, монашка была католичкой. К тому же православная монахиня никогда бы не позволила себе путешествовать в СВ. Куда, интересно, эта бабка едет? Миссию какую-то осуществляет, видно, лениво подумал Николай и зевнул. Монотонный стук колес и тихое пощелкивание четок, мерное покачивание вагона и скучное соседство навевали смертельную тоску. И запах от старухи шел неприятный, уксусный. Николая передернуло, оставаться в купе не было никаких сил.

В дверь, тактично постучав, заглянула проводница, поинтересовалась, не желают ли они чаю. Монахиня скупо кивнула, а Чуйков уточнил, работает ли вагон-ресторан, и, получив подтверждение, отправился перекусить, все еще не теряя надежды встретить какую-нибудь скучающую симпатичную пассажирку.