Кокон Кастанеды

– Вечно ты, Барышева, являешься с утра пораньше и без звонка, – манерно поправив серьгу в ухе, пробурчал Муська. – Кто тебя воспитывал, Барышева? Я же могу быть не один.

– А ты не один? – спросила Лиза, заранее зная ответ. В личной жизни Муське Романову катастрофически не везло.

– Один, но какая разница, я же мог быть не один! Ладно, проходи, раз приперлась. – Романов нехотя отстранился от двери.

– Симпатичная у тебя пижамка. Где купил? – Лиза потрогала двумя пальчиками нежный шелк, синий в желтую полоску и горох, и завистливо вздохнула.

– Барышева, я в этом прикиде месяц тому назад с тобой вместе на пижамной вечеринке был, – обиделся Муська, по паспорту Руслан. Кликуха Муська трансформировалась из прозвища Муслим Магомаев, которое прилипло к Романову после дебюта в «Фабрике».

На кастинг Руслан отправился за компанию с приятелем, в итоге приятель кастинг не прошел, а Руслан, получив в ухо от товарища, стал «фабрикантом». Муся был красив и являл собой уменьшенную копию статуи Давида. Росточком Романов не вышел, но это не помешало ему на «Фабрике» оказаться в десятке финалистов. Как поговаривали злопыхатели, успехом он был обязан не талантливому вокалу, а исключительно своему греческому профилю, от которого сходили с ума тысячи поклонниц. Слава, внимание прессы и телевидения, толпы фанаток, богемная тусовка – на какое-то время у Муси закружилась голова. Ослепленный ярким светом собственной звезды, Романов возомнил себя богом и рассорился со старыми друзьями. Прозрение было мучительным и тяжким, как похмелье. Прокатив звездных финалистов с концертами по городам России, выжав из них все соки и сняв с проекта все сливки, продюсеры потеряли интерес к своим протеже и переключились на новых, молодых и одаренных. Повезло единицам, большинство осталось не у дел. Руслан оказался в их числе, но, вкусив дурманящий вкус славы, Муся успокоиться уже не мог и усиленно пытался вскарабкаться обратно на звездный Олимп.

– Ты почему вчера в клубе не была? – спросил Романов. – Я пел, между прочим.

– Пел? Какое счастье, что меня там не было! – театрально закатила глаза к потолку Лизавета, чмокнула друга в щеку и поморщилась. – Сколько ты вчера выжрал, Муся? Ну и амбре! Иди зубы почисть, я кофе пока сварю.

– Как у меня болит голова! Боже мой, как у меня болит голова! Хотя бы пиво принесла с собой ради приличия. Учу тебя, учу… – недовольно пробурчал Романов и поплелся в ванную, шаркая по полу новозеландскими тапками из овечьей шерсти. Тапки было единственным, что осталось от прошлой любви Романова.

Вернулся Муська посвежевшим, но по-прежнему недовольным: в первой половине дня Руслан не отличался гостеприимством и перманентно пребывал в плохом расположении духа. Лиза придвинула Муське чашку кофе и, подперев подбородок ладошкой, с нежностью на него посмотрела.

– Ой, Барышева, я тя умоляю! – скривил физиономию Романов. – Не смотри на меня, как верная жена, иначе меня стошнит. Лучше сразу скажи – че те надо, че те надо? Может, дам, а может, в жопу пошлю, – изяществом оборотов речи Романов тоже не отличался.