Кокон Кастанеды

В вагоне-ресторане, как назло, никаких скучающих пассажирок не оказалось. За одним из столиков сидела пожилая супружеская пара немцев: аккуратная старушка с массивными бриллиантами в ушах и молодящийся дедок в бейсболке. Супруги пили пиво, закусывали шпикачками и активно жестикулировали. За другим столом смаковал коньяк плотный импозантный мужик лет сорока пяти, судя по дорогой одежде – обеспеченный, но сразу видно, что русский. Только у русских бывает такое выражение лица – выражение вечного недовольства и обреченности, которое не может стереть даже самая безоблачная жизнь. Лицо этого человека показалось Чуйкову знакомым, и он даже сделал пару шагов в его сторону, чтобы поздороваться, но в последний момент притормозил, вспомнив, что видел этого человека раньше по телевизору. Артемий Холмогоров, так звали мужика, был известным тележурналистом и ведущим популярной программы «Чудеса света». Несколько передач Николай Владимирович посмотрел с удовольствием, потом стало скучно. В частности, когда Холмогоров вдруг ушел в религию и начал стращать телезрителей с экрана надвигающимся концом света. Пообщаться все равно хотелось, но сам Холмогоров к беседам и знакомству явно был не расположен. Пришлось Николаю Владимировичу пить в гордом одиночестве. После третьей порции виски настроение улучшилось, но потянуло на подвиги с удвоенной силой. Найти чуткую женскую душу и утешиться стало для Коли делом принципа. Выпив еще две порции виски, Чуйков решил, что пора приступать к активным действиям, и бодрой шатающейся походкой покинул вагон-ресторан.

– Кто ищет, тот всегда найдет, – пропел Николай Владимирович, вломившись в купе к проводнице с бутылкой шампанского и коробкой конфет. Удивительно, но после пяти порций виски проводница уже не казалась ему непривлекательной. Куда-то делась ее лошадиная физиономия, и из плебейки она превратилась в аристократку английских кровей. «Чума», – подумал Николай Владимирович, а вслух произнес: – Солнце, хочешь, я подарю тебе звезду?

– Полтинником обойдусь, – хмыкнула «аристократка английских кровей», стянула с себя шапочку, тряхнула головой, и темно-рыжие волосы волной рассыпались по ее погонам.

– Божественно! – впечатлился Николай Владимирович. – Как насчет шампусика?

– Шампусик можешь засунуть себе в задницу, меня от него пучит. Деньги вперед. Конфеты на стол. Дверь закрой. Брюки сам расстегни – вечно я ногти о пряжки ломаю.

– Я знал, что мы найдем общий язык, богиня! – вздохнул Николай Владимирович, положил нужную купюру и конфеты на столик, расстегнул «молнию» и приспустил штаны.

Язык у богини оказался бойким, руки умелыми, тело горячим, влажным и липким. Волосы дурно пахли дешевым яблочным шампунем и лаком, губы ее попробовать на вкус Коля не решился, но в целом своим дорожным приключением Николай Владимирович остался доволен и купе проводницы покинул с чувством полного удовлетворения.

Поезд приятно покачивало, Колю тоже. В коридоре рядом с дверью его купе стоял Артемий Холмогоров. Николая он заметил не сразу, а когда заметил, то почему-то смутился и торопливо ретировался в соседнее купе. Коля проследовал в свое довольный и гордый: ехать по соседству с известным тележурналистом было приятно.

Монахиня все так же «медитировала», сидя на полке, иначе ее состояние назвать было нельзя. К чаю, который она заказала перед его походом в вагон-ресторан, старуха даже не притронулась. Коля решил не обращать на Христову невесту внимания, вытащил из чемодана свой доклад о рекламе, решив еще раз повторить текст, и повалился на постель.

Таможню миновали без задержек и осложнений, можно было расслабиться и поспать.

* * *

Спросонья он не сразу сообразил, что происходит. Рядом лаяла собака, рычала и лаяла. Откуда собака в купе? Николай нащупал выключатель и зажег ночник. Собаки в купе не оказалось. На соседней полке заходилась от кашля и хрипела старуха-монахиня. Лицо ее из воскового стало малиновым, губы посинели, глаза вылезали из орбит.

– Мать! Вы что это? Что это вы? – Николай Владимирович заметался по купе, схватил стакан с чаем, приподнял старухе голову, поднес стакан к ее лицу.

Монахиня отпила глоток, снова закашлялась – рыжая жижа, смешанная с кровью, вылилась из уголка ее рта, полилась по морщинистому лицу, закапала на подушку. Николай резко отстранился, но монахиня крепко вцепилась в его руку, перестала кашлять и торопливо зашептала что-то на непонятном языке.