Читаем Кокон (СИ) полностью

– И чем же оно так примечательно? Здесь прошли твои детские годы? – съязвил Дайки, пытаясь отогнать от себя давящее и гнетущее ощущение. Акаши медленно повернулся к нему лицом, которое снова стало бесстрастным.

– Именно здесь я убил Кагами, – чётко и ровно произнёс он, наблюдая за тем, как побледнел Дайки. Парень покачнулся, но на ногах устоял. Его пальцы сами собой сжались в кулаки, а дыхание стало настолько незаметным, будто остановилось. В ответ он не мог сказать ни слова, поскольку в горле мгновенно пересохло, а язык словно стал чужим.


– Вижу, тебе об этом известно, – сказал Сейджуро и подошёл к нему, как ни в чём не бывало. – В твоих глазах меньше ужаса, чем я ожидал. Тецуя рассказал? Придётся его наказать.

– Зачем ты убил его? – на одном дыхании спросил Дайки, ощущая, как после оцепенения начали дрожать напряженные руки.

– Он был помехой на моём пути, – спокойно ответил Акаши, обойдя неподвижного парня и встав у него за спиной. – Препятствие на пути к Тецуе. К моему глубокому разочарованию Тецуя нашёл своего истинного альфу быстрее, чем познакомился со мной. Я прекрасно понимал, что истинную пару ничто на свете не сможет разлучить, кроме смерти одного из партнёров. Даже если бы я завладел им силой и принудил быть со мной, он бы всё равно не забыл Кагами и думал бы лишь о том, как сбежать от меня и воссоединиться с ним. Поэтому я был вынужден устранить его раз и навсегда, чтобы сделать Тецую своим и стереть память о нём. А теперь, похоже, я вынужден устранить тебя, чтобы ты не мешался под ногами, – Аомине опалил ледяной взгляд, от которого он снова содрогнулся.

– Что ты сделал с ним? – прорычал Дайки. – Он же твой брат! Он не может принадлежать тебе!

– Вот именно, что может. Он изначально мой брат. Ни твой, и ни Кагами, а мой. И я делаю с ним то, что хочу.

– Ублюдок, – Аомине уже не сдерживал дрожь в руках и голосе, а гнев, который завладевал его сознанием, парень обратил в силу. – Я покончу с тобой раньше, чем ты вздохнёшь! – Дайки резко развернулся и одновременно замахнулся, намереваясь ударить Сейджуро что есть силы. Однако его удар пришёлся по воздуху, потому что там, где должна была находиться голова Акаши, образовалась пустота. Сейджуро успел отскочить назад и поднял с земли обломок от металлического ограждения.


– Думаешь, у тебя получится это сделать? – усмехнулся он. – Вы тогда гадали, кто же мог убить Кагами, ведь он был альфой из альф! Конечно же, его мог убить только другой альфа, но вам даже в голову не могло прийти, что это мог быть кто-то из знакомых! – Акаши двинулся на него настолько быстро, что, казалось, превратился в тень. Да, он не обладал такой силой, которой были наделены Кагами и Аомине, зато в скорости и ловкости превосходил их обоих. Дайки едва поспевал за его движениями: парень атаковал то с одной стороны, то с другой, будто находился в двух местах одновременно. Он рассек Аомине плечо, порвал на спине футболку и выбил пару зубов, после чего Дайки окончательно рассвирепел и превратился в зверя. Именно этого Акаши и добивался: он хотел довести противника до такого аффекта, чтобы тот действовал на эмоциях и полностью отключил логику. В разъяренном состоянии Дайки был похож на взбешенного медведя, и лишь один его удар мог оказаться смертельным. Он стал реагировать гораздо быстрее и не подпускал Сейджуро к себе. Вскоре они поменялись местами: Дайки начал атаковать, а Акаши пришлось защищаться. Перевес оказался на стороне Аомине, чтобы загнать его в угол, Сейджуро пришлось пожертвовать своей рукой: заманив соперника в ловушку, он нанёс сокрушительный удар по его затылку, однако Дайки успел вывихнуть ему плечо. Оба упали на землю, но Акаши, не обращая внимания на боль, перевернул тело противника на лопатки и, сев на него сверху, приставил металлический обломок к горлу.


– Игры закончились, Дайки, – ровно произнёс он, видя, как парень присмирел от столь близкой угрозы. Перед глазами до сих пор двоилось от того удара по затылку, но ярость продолжала в нём кипеть.

– Значит, превратишься в серийного убийцу? – усмехнулся Аомине, глядя в лицо своей смерти. – Сначала Кагами, потом я… А если появится ещё один альфа, тоже его прикончишь? Будешь убивать до тех пор, пока Куроко не останется в одиночестве, без друзей?!

– Ты не можешь быть его другом. Ты уже несколько раз пытался овладеть им, и когда-нибудь тебе надоест получать отказы. Я должен уберечь Тецую от этого, – категорично ответил Акаши.

– Тогда просто увези его отсюда! – закричал Аомине, когда Сейджуро замахнулся, намереваясь распороть ему горло.

– Я устраню проблему здесь, – прошелестел он, а Дайки зажмурился, видя, как к нему приближается острый конец.


– Акаши-кун!!


Аомине тут же распахнул глаза, а его смерть застыла всего в паре сантиметрах от его горла. Где-то далеко, беспредельно далеко он услышал голос Куроко. Видимо, Сейджуро тоже его услышал, поскольку остановился, а его безумные глаза распахнулись шире.

– Пожалуйста, остановись, Акаши-кун! – задыхаясь от быстрого бега, Куроко медленно приближался к ним, вытянув вперед правую руку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство