Кокосовое молоко

— Камни. Ну, перестаньте же… Не смейтесь, это вещь серьезная. Знали бы вы, какие боли! Но почему вы так хохочете?

— Так вот он… какой… камень.

— Вы не верите? Но один уже вышел. Нечего смеяться. Я пила какие-то лекарства, вот он и выскочил. Вас это забавляет? Но что с вами происходит? Скажут, что я вас щекочу. Ах, понимаю! Это вам гуискиль бросился в голову. Что я вам говорила? Гуискиль горячит, ему нельзя доверять. Остерегайтесь этой болезни с камнями.

О, глас народа!

С тех пор как сеньора Карлос поведала мне о своем недуге, я, вспоминая о ней, не могу не подумать о том, как врач из Сонсонате подтвердил диагноз, поставленный индейцами.

Перевод Е. Загорской

День исконной расы

— За ваше здоровье, ньо Паскуаль.

— За ваше, дон секретарь.

— О-го-го! От этого гуарито дух захватывает. Всего четыре стопки выпил, а уж пьян.

— Выпейте-ка еще, ручаюсь вам — не пожалеете.

— Да стоит ли?

— Разумеется. Я их, наверно, восемь опрокинул и хоть бы что.

— Ну, ничего удивительного! У вас глотка луженая.

Мы с вами в Науисалько, сегодня 12 октября, и мы празднуем День исконной расы. Община Святого Хуана, нашего патрона, ломится от гостей — все они, разумеется, «коренные» индейцы.

Тыквы с чичей и кокосовые фляги с гуаро переходят из рук в руки и добросовестно выполняют свою задачу, поднимая настроение и развязывая языки.

Вот стоит муниципальный секретарь. Он истый индеец; у него широкие жесты и манера говорить с напыщенностью адвоката. Он мастер на все руки: поэт, оратор, журналист и дока по части законов. Понятно, он много что умеет, но, в первую очередь, умеет «заговаривать зубы».

— За ваше здоровьичко, дон секретарь.

— За ваше. Сеньоры!

Пауза. Всем известно, что здесь бывает пауза и что ученый сеньор собирается взять слово. Индейцы сразу же окружают его. Все замолкает.

— Сеньоры! На светящейся траектории, которую прочертила… которая… по которой развивалась цивилизация индейской расы, есть одна… есть одно темное пятно. Я имею в виду, как вы сами хорошо понимаете, торговлю индейскими девушками, что ведется в Сонсонате. Сеньоры, я скажу об этом без метафор, даже если это повредит изяществу слога, без которого нет красноречия. Да, сеньоры, ваших дочек, которых вы отдаете в город «кокосового молока» в прислуги, либо на воспитание, либо просто посылаете продавать циновки, обольщают и совращают. Вот в чем причина вырождения нашей расы. Взгляните на многих из наших женщин: в них уже не осталось ничего индейского, а если что и осталось, так всего лишь, может быть, гуэпиль да куаште[12]. Обратите внимание на их внешность: она уже не индейская. Обратите внимание, какого цвета у них кожа: она почти белая. Обратите внимание на их волосы: они почти белокурые. Обратите внимание на их глаза: они почти голубые. Ах, сеньоры!.. Не надо забывать о своем патриотическом долге. Я напоминаю вам об этом с открытой душой и мыслью о будущем.

Аплодисменты. Знаки одобрения со стороны мужчин и восхищения со стороны женщин.

У секретаря голова идет кругом от поздравлений, от гуаро и чичи, что ему отовсюду подносят. Никому он не отказывает: человек он в высшей степени деликатный.

— Ну что же, сеньоры, коли вы меня принуждаете, выпьем. Будьте здоровы!

Наш индейский Цицерон похож на многих наших литераторов, предпочитающих родному языку испанский. Он настоящий «заговариватель зубов», любитель выпить за чужой счет, вечно спекулирующий своим краснобайством, которое он, без сомнения, перенял у наших выдающихся людей, ибо, что да, то да: цивилизацию он любит.

* * *

На скамьях под навесом из ветвей одни лишь женщины. Издали это место кажется райским садом. Почти все юбки там красные, отчего при взгляде на них становится радостно на душе; они напоминают, как выразился бы секретарь, «фейерверк, расшитый индейским узором».

Смешки, шепотки, ревнивые взгляды, доверительные признания. Они славные женщины в конце концов. А какое разнообразие типов: ведь то, что сказал секретарь об «исконной» расе, — сущая правда.

Возьмите Чониту Рейес. Она почти белая — восхитительный кофе с молоком. Волосы у нее переливаются всеми оттенками золота, а глаза цвета синьки. Кроме того, она хозяйственная и скромная. Злые языки уверяют, что она «замешана на немецкой крови», что она дочь некоего пивного фабриканта.

И вот так многие. Взгляните на них.

Вон та, неподвижная и кокетливая, Тина Мартир, «замешана» на французской крови. Она искусно одета и подкрашена, ее манеры необыкновенно изящны, она смахивает на актрису. Ни о чем другом она не говорит, как только о модах, кружевных юбках, седалиновых гуэпилях, атласных лентах, коралловых сережках, гребнях, колечках, пудре… Уф!

Ракель Гочес. В этой, в ней течет кровь торгашей. Я вам клянусь. Подойдите к ней поближе и послушайте. Она беседует со своей крестницей, девочкой десяти лет, тоже «замешанной».