Кокосовое молоко

Все это наблюдали Луисито и Марука. И всякий раз, когда они слышали разговоры о новой «простой» свадьбе, их сердечки начинали как-то странно биться, хотя дети ничего и не говорили друг другу. Но вот однажды по дороге в школу первая намекнула девочка:

— Если бы и мы поженились вот так…

— Что, что?

— Ничего.

Он, покраснев, как лепестки хокоте, решился:

— Ну, что ж, если бы ты захотела…

— Ты о чем?

— Ну, вот это…

— Что ты сказал?

— Что… ну, ты же знаешь.

— Повтори еще.

— Нет.

— Ну, повтори.

— Видишь ли… да нет, не знаю, не знаю…

— Но ведь ты только что сказал мне, что да, что если я захочу…

— А твои папа с мамой?

— Глупый, что они сделают? Согласятся, как и все.

— Они рассердятся.

— Да, но сразу же и простят нас.

— Видишь ли… я… я боюсь мамы.

— Ба! Разве ты не мужчина!

— О, еще какой мужчина! — вскричал он, задетый за живое, и ошеломленно добавил: — Ну, пойдем.

И они пошли. В этот день вместо школы они направились по тропинке к Сан-Антонио. Но беда, в том, что они не искали священника — вероятно, потому, что не захватили с собой, чем платить, — а решили временно расположиться под развесистым манговым деревом на каком-то поле у деревни.

Там, под деревом, они провели самые счастливые часы в своей жизни. Уже наступал вечер, а они все еще решали, куда им пойти ночевать, когда стемнеет.

— Попросимся переночевать вон в том ранчо, — сказала Марука, у которой и в самом деле смелости оказалось хоть отбавляй.

— А если нас выгонит сторож? Останемся здесь.

— Ну нет, пойдем туда, я сама поговорю.

— Что ж, идем.

Удивились, хотя и чуть было не рассмеялись, сторож и его жена, когда узнали, что такие важные новобрачные проводят свой медовый месяц под открытым небом.

— Святой Антоний! Что вы наделали! Ну и дети пошли теперь! — вскричал старик, хватаясь за голову.

— Оставь ты их, все важные господа такие. Поговорим уж потом. Утро вечера мудренее, — заступилась за них его жена, славная женщина. — Бедняжки! Что ж им ночевать под манговым деревом? Нет уж, здесь неподалеку стоит крытая повозка. Надо же иметь сердце! Разве муж не помнит о собственных проделках…

И она обратилась к детям:

— А что у вас с собой из еды?

— Ничего, но мы уже поели фруктов по дороге, — ответила Марука, краснея.

— И несколько сандвичей с икрой, — прибавил Луисито, должно быть из чувства чести, так как это была неправда.

К счастью, славная женщина подумала, что «икра» — это тоже какие-то фрукты, и подала им роскошнейший ужин: лепешки и бобы.

Первую ночь, так же как и следующие четыре, они спали на циновке. Разве это не лучшая постель? Повозка, служившая им спальней, была покрыта пегой шкурой. Как чудесно!

На другой день Луисито послал заложить браслет своей жены, и теперь с имеющимся в их распоряжений капиталом они думали лишь о том, чтобы насладиться своим новым положением. Как восхитительна была эта жизнь на лоне природы! Кто станет искать их там? Ах, Теокрит! Ах, Вергилий!

* * *

Но на пятый день идиллической жизни их нашли. Разыгралась ужасная сцена. Прибыл Марукин папа с двумя стражниками, причем оба были с ружьями. Свирепый мужчина! Без всякой церемонии он схватил зятя за волосы и отвесил ему пару подзатыльников.

Только пару, потому что девочка мужественно бросилась на защиту своей благоприобретенной половины.

— Нет, папа! Луисито не виноват. Это я, я виновата…

— А, я так и думал, бесстыдница! — закричал отец вне себя и обрушил на нее лавину ужасной брани и оплеух.

Луисито не вмешивался — быть может, из уважения, а быть может, потому, что узнал на собственном опыте, какая у тестя тяжелая рука.

Прощай, лирический приют! Под манговым деревом пели и жаловались сухие листья, которые вдохновляли Беккера. То была «дорога, которой возвращаются не все из тех, кто следует по ней».

Но так как тесть и стражники не были поклонниками буколической поэзии, они увели беглецов, не обращая внимания на таинственный разговор сухих листьев.

— Пошли. Держите этого.

Папа схватил за руку невесту, а стражники — жениха.

У всех были унылые физиономии.

Так, в сопровождении этого свадебного кортежа Луисито и Марука прибыли в монастырь Сан-Антонио, где священник женил их уже по-настоящему.

* * *

Прошло уже пятнадцать месяцев. Супруги живут у сеньоры Чаморро, матери Луисито. Она предоставила им большую, со вкусом обставленную комнату, которая одновременно служит им и спальней, и столовой, и гостиной. А так как у них есть граммофон, то ее часто превращают и в танцевальный зал. Пожалуй, здесь больше удобств, чем под манговым деревом. Но…