Кокс, или Бег времени

Эти и другие, во внешнем мире огромные, длиной в тысячи километров, большие и малые реки устремлялись под эбеновым небом павильона с высочайших гор, покрытых глетчерами из перламутра, к Желтому морю, к Южно- и Восточно-Китайскому морям. Но серебристое мерцание воды, как бы отражающее свет солнца, незримо стоящего на черном небе, шло не от пресных или соленых потоков, а исключительно от центнеров ртути, которой создатели макета наполнили речные русла и морские бассейны. Волшебный блеск этого царства был блеском ртути.

Как ни странно, при обсуждении и составлении списка материалов, потребных для выполнения новейшей императорской фантазии, именно Араму Локвуду вспомнился первый осмотр имперского макета. В сопровождении множества недоверчивых чиновников тайной канцелярии, а также нескольких искусных ремесленников и каменотесов, участвовавших в создании означенного ландшафта, англичане вместе с переводчиком в знойный день не один час бродили вдоль границ сего царства, настолько обширного, что изумленный странник вроде Мерлина (он впереди своих товарищей уже шагал к отдаленному оборонительному валу) оказывался в душном воздухе недостижим для зова.

Один из чиновников догнал его и учтиво попросил не отходить от остальных. Ведь на границах ли реальности или просто на границах ее макета — и тут и там никто не вправе передвигаться по собственному усмотрению.

При тогдашней обзорной экскурсии Локвуд заинтересовался в первую очередь ртутными реками и иными водоемами. В искристом ландшафте они одни казались подвижными — загадочное, металлическое мерцание, которое чуть заметно подрагивало от благоговейных шагов посетителей.

Локвуд с ужасом подумал о том утре, когда в лондонской мастерской ему под ноги угодила кошка и он упал. Тогда он как раз хотел отнести к верстаку стеклянный цилиндр с ртутью, предназначенный для монтажа в барометр маяка Святой Екатерины на острове Уайт… и, даже сделав шаг в сторону, не сумел удержать равновесие.

Вместе со звоном несчетных осколков, изрезавших ему ноги, руки и даже лоб, во все стороны мгновенно брызнули шарики ртути, блестящая добыча, за которой устремились в погоню не одна, а целых три кошки — и не только кошки.

Перед тем как Локвуд споткнулся и упал, Абигайл, в ту пору трехлетняя девчушка, снова и снова приводившая даже механиков и золотариков мануфактуры в такой восторг, что они прерывали работу, тщетно пыталась поймать одну из кошек, но после первого испуга от Локвудова падения занялась более легкодоступными серебряными шариками и аккурат собралась отправить один из них в рот, когда Кокс, наблюдавший за злоключением от своего чертежного стола, с криком ужаса ринулся к дочке. А она расплакалась, когда он выбил ртуть из уже поднесенной ко рту ручонки.

Шуйинь — Локвуд впервые услышал китайское название ртути во время обзорной экскурсии под эбеновым небом павильона, потому что Цзян, отвечая на вопрос Мерлина о блеске рек и морей, снова и снова шептал это слово, судорожно листая густо исписанные английскими словами страницы: шуйинь. Шуйинь.

А Локвуд снова слышал плач Абигайл и не смел глянуть на Кокса, который на некотором расстоянии прислонился к этому макетному миру, погруженный в созерцание световых бликов на волнах Янцзыцзян.

Когда же много дней спустя, во время утреннего обсуждения материалов для perpetuum mobile, речь зашла и о ртути и Цзян не рискнул назвать ближайший ее источник, Арам Локвуд сказал: Реки! Южно-Китайское море. Как насчет игрушечного ландшафта в Черном павильоне? Давайте осушим империю.

14 Чжун, Часы

Более всех прочих нарушений, учиненных английскими механиками в многовековом придворном порядке, мандаринов, генералов, церемониймейстеров и даже ремесленников, что ухаживали за кладкой стен, изогнутыми золотыми крышами и лакированными полами, возмущало, что под влиянием чужаков иссякли некоторые большие реки Китая.

Хуанхэ, Ланьчанцзян и даже Хэйлунцзян, Река Черного Дракона, которая, как считали, служила прямым сообщением меж богами, демонами и людьми, — все они день ото дня становились тоньше, и уровень их понижался. Серебристые, скорее угадываемые, чем вправду зримые волны вычерпывались в стеклянные вазы, которые евнухи относили из Черного павильона на окруженный листьями лотоса островок англичан. Император, непостижимо даже для самых мудрых и понимающих его подданных, согласился отвести ртутные реки и озера в машину, уже ненавистную двору, — в машину, которая укажет путь из полного порядка в безвременье!

В силу оттока своих великих рек макет империи, казалось, обернулся рельефным, грозным пророчеством: с умалением серебряного сияния системы водных артерий поблек и блеск гор, городов и крепостей, сделанных из алебастра, графита, кварцевого песка и железного дерева. Даже ослепительный блеск ледяных панцирей на высочайших — в Черном павильоне не выше муравейников — горных пиках и зеркала морей грозили погаснуть.