Коктейль из развесистой клюквы

— Ты меня животным считаешь, скотина?! — продолжая эскалацию конфликта, гаркнула Клава. — Че ж тогда лезешь по ночам со своими яйцами и всем остальным? Зоофил!

Тарелка со всем содержимым полетела в помойное ведро. Вася, даже не подозревавший, что его подруга знает столь необычные ругательства, сглотнул слюну, набычился и попер в лобовую:

— Если я зоофил, то ты лесбиянка!

— Сам лесбиянец! — крикнула в ответ Клава.

— Да уж, женщин я люблю, — самодовольно ухмыльнувшись, подтвердил Вася.

— Бабник!

— Дура!

— Осел!

— Корова!

Скандал утратил сексуальную подоплеку и превратился в банальное выяснение отношений. Переругиваясь, Клава и Вася переместились из квартиры на рынок и занялись там делом, каждый своим. На протяжении дня они практически не общались, но Клавдия из своего тонара сквозь занавешивающие стекла связки колбас периодически видела сожителя у рыночных прилавков. Подвозя и разгружая тележки, Вася демонстративно поигрывал мускулами и широко улыбался торговкам. Клава ревновала и сердилась.

Вечером она ушла с рынка раньше сожителя, придумав простой, но действенный план примирения. Составленная Клавдией программа вечера включала обильный и вкусный ужин при свечах, приятную музыку и любительский, но исполненный чувства стриптиз, плавно переходящий в добросовестное исполнение супружеских обязанностей. Клавдия надеялась, что это поможет, но пока ей было очень грустно и обидно. Он назвал ее лесбиянкой, скотина!

Волоча тяжелую сумку, набитую снедью для ублажения Васиного желудка, Клава поднялась на площадку между первым и вторым этажом, и тут с высокого подоконника на нее прыгнул кто-то, здорово смахивающий на киношного Человека-паука. Он был мельче Клавы, но масса его тела умножилась на ускорение свободного падения, и женщина не устояла. Испуганно ахнув, она грузно шлепнулась на попу. "Похоже, вечер сексуальных развлечений уже начался!" — успела подумать Клава, неправильно истолковав намерения нападающего. Того, как выяснилось, интересовало не тело Клавдии, а ее сумка. Великолепно ориентируясь в слабом свете, сочащемся из окна, он подхватил торбу, выпавшую из Клавиных ослабевших рук, и поскакал вниз по лестнице.

— Караул! Грабят! — очнувшись, в голос заорала Клава.

Подобная ситуация ей, как рыночной торговке, была не внове. Клава давно научилась оберегать свой товар, выручку и личное имущество, поэтому не ограничилась истошным криком. Ловко извернувшись, она дотянулась до своей ускользающей сумки, пропорола ногтями пластик и мертвой хваткой вцепилась в заиндевелую баранью ногу, образующую вкупе с примерзшими к ней жестяными банками монолитную конструкцию. Относительно этого жесткого каркаса были эргономично размещены гирлянда сосисок, контейнеры с готовыми салатами, кулек с шоколадным зефиром и картонная коробка с сырыми куриными яйцами. Отдавать всю эту снедь постороннему мужику Клавдия не собиралась.

Волоча за собой сумку и висящую на ней Клаву, как трудолюбивый волжский бурлак, разбойник уже домчал до первого этажа и начал входить в поворот, за которым открывалась финишная прямая к распахнутой настежь подъездной двери. Клава мобилизовалась. Пересчитывая животом и нижней частью тела ступеньки, она подтянулась и, не выпуская из правой руки баранью голень, левой схватила за аналогичный фрагмент ноги грабителя.

— М-мать!.. — неприятно изумленный, уже в падении выкрикнул он, после чего шумно обрушился на лестничную клетку первого этажа, и тут же на него наехала хорошо разогнавшаяся Клава.

Шум борьбы, женский крик о помощи и грохот, с которым вниз по лестнице покатилось нечто, больше всего похожее на бьющегося в эпилептическом припадке гигантского кальмара, заставили меня вжаться в дверь квартир Крутиковых так плотно, что медные гвоздики обивки подарили мне бесплатный сеанс иглоукалывания. Как громоздкий двухэтажный автобус, мимо меня проехал бутерброд из двух человеческих тел. Продолжая движение по дуге, нижнее тело сгребло под себя пару придверных ковриков и уже с амортизацией понеслось к выходу.

Понять, что происходит, я не успела. В моем сознании промелькнуло дикое предположение, что какие-то любители экстрима так необычно и впечатляюще спариваются, но я тут же отвергла эту мысль. В свете, который пролился на лестничную площадку из распахнувшейся за моей спиной двери, я успела заметить, что эти двое уже вступили в фазу размножения: на лету они откладывали яйца, которые вываливались откуда-то из щели между телами. Разбиваясь о бетонный пол подъезда, яйца оставляли на нем мокрый липкий след. Впрочем, это обстоятельство я заметила существенно позже: распахнувшаяся дверь лишила меня опоры, и я завалилась на спину, придавив собой любопытного дедушку Крутикова.

Вася Ижицин вывернул из-за угла дома к своему подъезду, торжественно держа перед собой большой букет хризантем, предназначенных стервозной, но милой доброму Васиному сердцу сожительнице Клаве. Цветочный веник в большой степени закрывал Васе обзор, поэтому он с запозданием заметил несущийся навстречу ему конгломерат из двух тел и одной распотрошенной сумки.