Читаем Коктейль полностью

Рассказовка, пролетарские новостройки. Мороз, обещание ненадолго визитировать старую подругу. По итогу я прошёл пол района в поисках магазина, чтобы как максимум – погреться, как минимум – взять воды, лишь в аптеке из окошка мне дали питьё. Поблагодарил за работу в эту ночь фармацевта, он улыбнулся. Во дворе смотрю на смрад синих электоратов и их весёлых отпрысков. Салюты, гляди, пускают. Порох напомнил стрельбы батальонские. И полковые. И полигонные… Война будто по шумоощущению, а они рады. Невоспитанные кидают петарды почти под ноги! Дурацкий праздник перелистывания календаря. А мой любимый задержался сроком в два часа, я успел скурить сигариллу, предназначенную для одиночества в парке, а также оледенеть. Тепла не нашёл. Спутал такси, незапылившийся снизошёл на улицу, вдоль ветра идём к метро. Там тоже эксцесс, пугающий нас, но всё обошлось. Утомительно. На волжской оказались спустя долгую дорогу. Он уехал знакомиться с семьёй своей избранницы, а я ждал в метро. И сидел, и ходил, и пел, и читал, слушал музыку до разбатареивания наушников. Три часа почти вышло, угу. Полициейские заподозрили во мне нечто, небось, так странно я вёл себя. И кушать нечего было! Когда сидел у зеркала, к которому подошли две девочки, одна мне помахала. Хранил же искусственную миниатюрную розу, даб подарить кому-то. Не сообразил. Когда ещё мне повезёт?

Неакадемик нарекал незабываемую прогулку по центру в Новый год. И её, признать, трудно будет забыть.

Просил принести еды, сказали, принесут десерт. Всё забыли дома. Как друзья нашли меня, утро наступило. Как и мы наступили на лёд гранита, который всюду лежал. Все забегаловки не работают, умираю от голода и холода. Ахах, все веселились, пили, обнимались, а я пять часов пребывал в думах о своей обречённости, ненужности и неспособности жить.

Мы прошли пару кварталов, но магазинов не увидели функционирующих. За руки шли поперечным паравозиком, мне оставалось глумить юморезки, даб заглушить внутренний шторм недоумения. Такси, едем до шаболовки, прощаемся. В метро еле жив, еду до тропаря. Ах, ещё по голоскользи идти же до дома десять минут целых…

Ем хлебец, потом овсяное печенье, пью воду, представляю себя неоткормленным бомжом, грею макароны, чайник кипятится. Не допил ромашку, размазал майонез, не чистя зуб лёг спать, окутавшись в халат, слушая асмр. Почки болят. Подтверждая мои предположения в разочарованнии, почти никто не написал и вешняя моя даже не вспомнила обо мне, не захотела, не смогла, ноктюрн Кобзона заслушан зря.

1 января удался интересным днём, заставившим задуматься о многом.

<p>Глава о вопросе "как дела?"</p>

Как дела, как дела. Отвечу, что хорошо, приподняв себе настроение тем, что со мной заговорили. Хотя, с кем мне говорить, о чём. Мужики попримитивнее, попроще, им армию вспомни, диалог собой завяжется. С бабами достаточно взять романтический тон, да ласки побольше, остроумия, если влюбить захочу. С ровесниками стоит въюлить юмора грязного, да пожёстче, затем животы содрогаются, сводятся скулы. Старикам дай ностальгией согреться, им нечего более делать. Дети вот, вся надежда, они познают Мир, похотью не испачканы, разные идеи находят, удивительно! Но зверь внутри тянется к другой добыче. Моя несусветная леди… Простите, мной руководит воображение.

Очерк пишу вновь об этом: как живу я ненужным поэтом, бездельником в лени, мечтая. Заявление: учиться не стану, бездарен к новым познаньям. Гуляю, страдаю, пою и ругаю себя за то, что смениться не смог. О важнейшем моменте мыслю, что не осилю, да не буду замечен, разве после останусь предметом для речи? Или одуматься, к чему почести эти… Бред, желаю остаться поводом литературных собраний.

Моя писанина – от глупости шаль. Впечатление – моё второе неданное имя, помимо когда-то Димы. Потешно рифмы слагать – то, что радует кроме еды и выпуска семени. Да что друзья. Я с ними рифмы слагаю из юмора али трагедий, у них своя жизнь, у меня – вся. А, точно, мерещатся дивы. Красивы, молчаливы. Рад стану ещё иллюзии, вслед которой творить буду. Богатым не быть, я бумаги денег использую черновиками своих лучших поэм. Меня легко посрамить, я – человек мем! Хоть в этом найду свою благодетель.

Нет, можно усомниться в правильности восприятия мною странного Мира, да вроде адекватным нарекают любезные знакомцы и не. Налоги плачу, одежду ношу, манерам потакаю, только в повестях лишь раскрываю правду гнусного Мира, от чего перспектив не имею. Принимаю сдаваясь себя, что тупее остальных поколений, полустоя на коленях, представлю, как пал я в тоннеле, свободу обретая.

Зачем строчу стихотворно? Тренирую художника слова. А как дела у вас, лицемерно овопрошусь? Нет, действительно интересно, как поживают обычные люди.

<p>Вякаю про зависть</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии