Кола

Были Нюшкины щеки, губы, глаза. И сама она – человеческое тепло вся, податливая в его руках.

– Но-но-но-но! – Нюшка уперлась в грудь и отпрянула, засмеялась трезво, насмешливо. – А я думала, ты воистину нецелованный. Эко тебя на мягкие-то места тянет.

Андрей шагнул в темноте к ней:

– Прости ради бога, коли я не так.

– Ладно, – Нюшка смеялась весело, – сама я виною тут. Иди зажигай фонарь.

– Как велишь. – Андрей нашел ее в темноте, взял руку. – Ну, хоть последний раз.

– Последний? Чего же последний? – И обняла за шею его, губы ищущие, и смеялась опять счастливым смехом. – Я не хочу последний. Я еще и еще хочу. Ой, голова как кружится!

Андрей обнял, почувствовал всю ее, приподнял и понес, где, на памяти, было сено.

– Нет-нет-нет! Не воспользуйся! У меня сил противиться нет. Но не пользуйся, будь умным.

Андрей споткнулся, упал вместе с ней на сено.

– Не надо! Я ж себя потом прокляну. И тебя возненавижу. Уж поверь, знаю себя я...

Звоном шла голова. Андрей сел взбудораженный. Господи, что он делает?! Кто он такой? Крепостной, беглый, ссыльный. Нюшка прижалась к нему, шептала:

– Ты прости. Не могу я иначе. А то это будет бог знает на что похоже. – И встала, отошла в темноту, погодя сказала негромко: – Ох, дура девка! Ох, дура я!

Было тихо. Нюшка, наверное, поправляла волосы. Андрей откинулся, лег на сене, трезвея, приходил в себя. Что он эдак? С ума сошел? А потом что? Верно она говорит: дура. Позабыла, кто он такой.

Нюшка засмеялась весело и беспечно.

 – Ну, чуть мы с тобою не насмеялись. Как бы плачем не отозвалось. Где ты? Иди сюда.

Андрей встал, послушный, и опять забыл все на свете.

Она уткнулась доверчиво ему в грудь, прижалась. Целуя, ощущал на ее глазах слезы. – Я обидел тебя?

— Нет, нет. Я не знаю, отчего это. Все так сразу вдруг и так много. Не надо меня судить.

— Что ты! Как я могу?!

— Ты такой сильный. И спасибо, что сильный. Господи, отродясь не думала, что такая баба во мне проснется. Но я буду еще, буду сильной. – И отстранилась решительно. – Иди. Иди сейчас в кузню, побудь там. Не надо, чтобы Смольков подумал что-то. Не люблю я его. Иди, слушайся меня.

Ощупью Андрей отыскал фонарь, край чердака, лестницу. Все было как во сне.

— Не упади! – она так прошептала, что Андрей захотел вернуться. Одиночество навсегда ушло. Это он теперь твердо знал.

– Нюшенька!

– Что, милый?

В жизни счастливее мига Андрей не помнил.

– Я фонарь тебе принесу.

– Не надо. Я подожду, пока ты уйдешь. – И понизила еще голос. – Тише. Идет кто-то.

Во двор, с фонарем уже, быстро вошел Смольков. Сбежал со ступенек к Андрею, удивленно лупил глаза. Андрей стал у лестницы.

– Андрюха, ты где был?

– Тут.

Смольков осветил его фонарем, на одежде увидел сено. Перевел глаза на лестницу, на темный фонарь Андрея.

– Что-то я не пойму. Без света ты.

– Уснул на сене, – и сам удивился, что соврал твердо, легко и весело.

– Уснул?!

– Ну! – Андрей засмеялся, потер глаза. – Полез скинуть сено, а фонарь потух. Сел отдохнуть и уснул.

Смольков недоверчиво оглядел Андрея, ясли с охапкой сена и, похоже, поверил: постучал по лбу пальцем.

– Ты в уме? Тебе ночи мало?

– Ну-у, – согласно зевнул Андрей.

– Слушай, Сулль прощался с тобой?

– Ну.

– Что он тебе сказал?

– Ничего, – протянул Андрей. Нюшка была здесь, рядом, она ждала в холоде, она слушала. – Пойдем отсюда.

— Обожди. Что сказал Сулль?

– Ничего. Домой он поехал. Пойдем.

– Постой. В дому не поговорить.

– Озяб я со сна, – хмуро сказал Андрей.

– Потерпишь, – Смольков непреклонен был. – Что сказал Сулль?

Андрей не мог уйти и оставить Смолькова здесь. Кто знает, что ему взбредет в голову. Но если вести разговор, свидетелем Нюшка станет. Неладно все складывалось.

– Сказал, что домой едет.

– Еще?

– Что весною, коли вернется, пойдем на акул.

– Ты не крути: коли вернется! А коли нет?

Андрей не заметил будто, что Смольков его передразнил. Отчего он такой дотошный? Нюх как у доброй гончей.

– А если, сказал, на акул не пойдем, ему нужен будет один работник.

– Зачем?

– Товар продавать он станет. В Англии или еще где.

– И тебя звал с собою?

– Ну.

– А ты сказал, что нас двое?

– Сказал.

– А он?

– Нужен, говорит, один только.

— А про меня? Ты сказал, что я тоже могу пойти?

– Сказал.

– А он?

– Можно, говорит, и Смолькова.

– Так и сказал? Ты не врешь?

— Говорю же! Сам сказал. Можно, говорит, и Смолькова, но ты, говорит, мне лучше.

Смольков прищурясь разглядывал, похвалил:

– Молодец, Андрюха! Жаль, что одного, правда?

— Ну.

– А то бы мы с тобой. Эх, Андрюха!

– Пошли, – сказал Андрей, – замерз я совсем.

— Обожди. Что-то я не пойму. У тебя рожа сияет, как блин масленый.

— Говорю, спал. Сон счастливый видел.

Смольков потоптался. Значит, что-то будет просить.

— Андрюха, уважь, откажи Суллю. Пусть он вначале меня возьмет.

Нет, теперь Андрей этого не мог сделать. Смольков сбежит, а Сулль в ответе. Да и посмотреть Андрей сам не прочь. И мотнул отрицательно головой.

— Нет.

— Чего ты?

— Не хочу так.

— Андрюха!

— Не могу.

— Не пожалей, Андрюха!

Андрей подвинулся на Смолькова, взял его за запястье, понизил голос:

— Ты никогда не грози мне больше.