– Мы пара по Коле, вот и поженят нас.
– Эдак тебе нелюбо?
– Я женою хочу быть. Хочу, чтобы меня любили. Хоть в тридевятом царстве будь, а меня помни.
– Где же ты такого сыщешь?
– Я знаю где, – засмеялась Нюшка. – Вот за тебя пошла бы.
– За меня?! – испугался Андрей. – Что ты! Кто я против тебя? Ссыльный. Без роду-племени.
– В Коле все крепостные бывшие, все из ссыльных. Даже вон городничий, сказывают, по опале в Колу попал.
– Сравнила!
– А что? И ты срок отбудешь, может, остаться сумеешь и женишься на мне. Аль не хочешь? – Она будто и не смеялась.
Андрей знал, что в Коле его никто не оставит.
– Чего зря бередить душу? За меня никто не отдаст.
Нюшка прилегла к нему, взяла его руку, умостилась на ней.
– Не отдадут. Был бы ты вольный, Андрюша!
– Вольный, – недовольно буркнул Андрей. – Вольный я бы тут не был.
– А куда еще надо идти?
– Не знаю. Может, и никуда.
Вспомнился снова Сулль, его разговор про паспорт. И если б в кузне еще научиться. Было бы! Вот она, Нюшка, лежит рядом. Сама сказала – пошла бы за него.
Теперь бы с Суллем поговорить... Но даже если все сбудется – и в кузне к весне научится, и с Суллем в Норвегию попадет, – через два-три года Нюшка будет уже в замужестве. И от этого больно стало.
– Мужа любить не будешь, полюбовника заведешь.
Затаясь, холодея, ждал, что ответит.
– Нет, Андрюша, не заведу, – устало сказала Нюшка. – Я из верных жен буду. В роду у нас любят по разу. И меня так учили. Иначе дети плохие будут. – Нюшка лежала, уткнувшись Андрею в грудь. Помолчав, добавила: – Беспокойно на душе стало. Иди, Андрюша. Хватятся тебя, пойдут расспросы. А ты врать не мастак. Может, и мне оттого по душе пришелся. – И держала в ладонях его лицо, довольная, хмыкнула. – Колючий какой! Поутру же вы брились. Иди. – И, будто конец веревочки, подала надежду: – Нам надо поосторожней быть.
...После завтрака вышли побросать снег. За ночь много его навалило. На воротах, столбах, заборах, на крышах домов подросли шапки. Потеплело после вьюги и стихло, будто ветер под снег улегся.
Никита в ограде остался чистить, Афанасий с Андреем пошли на улицу. Лопата широкая, деревянная. Снег не лип, приятно было кидать. Андрей все про Нюшку думал.
В доме поутру нынче долго спали. Потом Нюшка пришла, затопила печь. Андрей высунулся из-за занавески, смотрел. Она по хозяйству весело хлопотала. Смольков спал у стенки.
– Что не спишь? – Нюшка спросила скучным голосом, деловито, а глаза смеялись ему. – Спи давай.
Она помнила вчерашнее. Она не сердилась. Вечор еще в сенцах прижалась на миг, взлохматила ему волосы и выскользнула из рук. Все хорошо, встреча будет еще. И засмеялся в ответ ей:
– Жареным, думаю, не проснуться бы. Как у бабы-яги.
...Они с Афанасием разгребли перед домом и у ворот. Вдоль забора расчистили до соседей.
– Вишь, – сказал Афанасий, – хоть на тройке езжай. Никите поможем?
– Пойдем.
Втроем и в ограде прибрались скоро. Просторно и чисто сделалось. Андрей о лопату оперся, снял рукавицы.
Работа вся на сегодня. В старой фуфайке Никиты жарко. Повел плечами. Тело, чувствовал, налилось силой. Казалось, дом отодвинуть может. От рукавиц и рук шел пар. На дворе бело кругом, тихо. Постояли с лопатами, помолчали.
Андрей вдруг заметил, что развиднелось. Темнота поредела, и в сумрачном свете стало видно Соловараку. И себя Андрей будто со стороны увидел. Спокойно стоит с братьями-кузнецами и отдыхает. Скоро он с ними пойдет к обедне. А завтра поутру в кузню. Все ясно и хорошо. И никаких страхов. И еще почувствовал: на душе его тоже, как после темной и долгой ночи, темнота редеть стала.
– А Смольков куда подевался? – спросил Никита.
Афанасий смотрел в небо. Отозвался, посмеиваясь:
– Продаваться пошел.
– К Парамонычу?
– К Маркелу-жемчужнику. Вчерась тот позвал его.
– Где вы его видели?
– Заходили к нему. Позвал нас по рюмке выпить.
– Как живется ему?
– Хлеб свежий, настоечка, – Афанасий отвечал медленно, не отрывая взгляда от неба. – Дом ухожен и прибран. Значит, жить собирается.
– Смольков за ним при деле будет.
– Знамо.
– Что ты выглядываешь? – спросил Андрей.
– Весной пахнет.
– Весной? Больно скоро ты захотел, – откликнулся Никита.
– А звезда вишь какая. Смотри, во-он та. Она уже солнце видит. И верхушки у облаков светлые. Им тоже до солнца недалеко.
Кучевые, высокие облака плыли к югу. В разрывах кое-где виднелось небо. Оно тоже там, высоко, посветлело.
– Облакам-то, может, недалеко, – засмеялся Никита.
– И нам. Еще неделя, и покажется солнце. Времечко сразу к весне покатится, к лету. – Афанасий мечтательно, с хрустом потянулся, бросил лопату и неожиданно сильно толкнул в снег Андрея. – К лету-у!
– Валяйте, детушки, порезвитесь, – сказал с усмешкой Никита.
Но Андрей не успел встать из снега. Послышался стук в ворота, голоса за оградой. Залаял, вскочил на цепи Дружок. Никита кинул взгляд на Андрея, на Афанасия.
– Никак, гости к нам, – сказал удивленно и радостно. – Дружок! Подь на место! Афанасий, возьми его, я открою.
Пока Андрей вставал из сугроба, отряхивал снег, а Афанасий привязывал на цепи Дружка, Никита открыл калитку.