Шешелов отложил письмо, снял очки, зажал пальцами переносицу и устало закрыл глаза. Сидел в кресле сникший. Не порадовало письмо губернии. Не порадовало. Ясно, что губернатор и не думает о войне. И письмо Шешелова нежданным и нежелательным для него было. Взбесился, пожалуй, от ярости: дерзость проявил городничий кольский. Правы старики были: в Архангельск война может и не прийти. Даже скорее – ее там не будет. Банки и верфи сплошь английские. Кто тронет! Но губернатор каков, бестия! Будто Шешелов не просил о начальственном предписании себе, про лопарей, про Кандалакшу не напоминал ему. А о пушках? «Будут доставлены к вам орудия и порох по возможности»! Не отказал ведь, а «по возможности». И ретираду заранее обозначил: «в случае недоставки». Но даже болван из письма увидит: орудий не будет в Коле. Не шутка ведь, их доставить как-то надо сюда, расставить, учебные стрельбы произвести... А как же? Всенепременно! А он? «По доставке пороха вы должны иметь надзор за употреблением его...» Получается, пушек и стрельб учебных не будет. Так задумано губернатором. А на каждый ружейный выстрел список ему составить. Так-то вот защищать город... «Одна только трусость жителей и нераспорядительность городничего». Себя лишь считает распорядительным. А о войне на Севере мыслить не думает. Бороду, поди-ка, жевал со злости от шешеловского письма.
Шешелов распрямился в кресле, посидел, поднялся тяжело, прошелся по кабинету. Подумалось о письме купцов, что ушло в Архангельск, о сходе, о стариках. Зря на них осерчал за собрание. Какая это нелепость – ссориться. Они ведь тоже не думали, что так выйдет. Пожалуй, он пойдет к ним. Прямо сегодня вечером. И они будут рады, это он верно знает. Он расскажет им о письме, они вместе посетуют. Кстати, и причина у него есть. Велит-ка он ссыльного на суд стариков отдать. Это, пожалуй, разумно будет. Скажет об этом Герасимову сегодня.
Вчера Герасимов пригласил Шешелова на суд стариков, и благочинный зашел нынче в ратушу, чтобы идти вместе. Они отобедали. Дарья кормила их сельдью с луком и уксусом, ухой из свежих сельдей, гречневой кашей с коровьим маслом и молоком. Теперь шли, прогуливаясь, к Никольской башне: Шешелов хотел посмотреть, как строят крепостные ворота. Время до суда было, шли не спеша. Мягко хрустел под ногами снег. С утра потеплело, заблудился где-то в вараках ветер, и день удался на редкость тихий и солнечный. Шешелов щурил глаза на солнце, опирался на трость. Идти с ней было приятно. Вспоминалось забытое, петербургское.
– Прелюбопытнейшее, должен сказать вам, зрелище этот суд стариков, – говорил благочинный. – В России, пожалуй, нигде нет столько поверий и такой веры в колдовство и самих колдунов, как здесь, на Севере. Даже более образованная часть дворянства, чиновников, духовенства всерьез опасается перейти эту незримую черту веры.
«А крепость совсем обезлюдела, – думал Шешелов. – Много поморов ушло на Мурман. Пронеси господи эти месяц-два. Пусть ничто не случится. А то в такой вот денек на солнце...» И спросил благочинного:
– Что же это, гоголевские бесы и черти?
– Куда там! У Гоголя сплошь нечистая сила. А здесь ее нет. Колдуна, или человека, который понимает в колдовстве, все знают и уважают. Говорю вам, даже у образованных не обходятся без колдуна свадьба или крестины. За столом ему почетное место, если он даже первый раз в доме.
– Отчего же так?
– Боязнь, что кто-нибудь сглазит. Или порчу напустит.
– Как же церковь уживается с ними? – усмехнулся Шешелов.
– Уживаемся, – усмехнулся и благочинный. – Места под небом хватает. Эво, денек удался. Всем светит. А колдуны, что они? Люди тихие, набожные. В церковь ходят, обряды и праздники честно правят. Получается, нечистой силы в их колдовстве нет.
– Поэтому и гонений от церкви нет?
— Помилуйте! Уважаемые все люди.
– А какое отношение они имеют к суду стариков?
— Колдун принародно дает суду доказательства вины. Следствие на глазах. Бумаг не ведется, а сомнений в виновности ни у кого нет. Старикам остается лишь приговор вынести.
– Интересно. Как же он это делает?
– Не рассказать. По-новому каждый раз.
– И мы сегодня это увидим?
– Своими глазами. Будто сами будем участвовать. Коляне поэтому и суд стариков любят. Все от начала до конца видно. Народу полная изба. И на улице стоят, и в окна заглядывают.
– Вмешиваются?
– Нет, строго. Разговоры не допускаются.
– Но запрета ходить в земский уездный суд тоже не существует, – сказал Шешелов.
– Э-э! Не то. Представление о правительственной судебной власти у большей части колян весьма смутное. А отсюда и смутный страх перед судом даже у невиновных, и простор для различных поверий, и желание косвенно воздействовать на исход дела.
– На суд воздействовать?
– На исход дела.
– Как же это?
– К примеру, считается хорошо и полезно держать на суде в кармане пасхальное яйцо и катать его там. Или взять с собою на суд рубашку новорожденного, или повесить на шею бумажный лист, где написан сон богородицы...