Колдовская метка

– Договориться? Мне нечего дать взамен. – Стейнер немедля подумал о башмаках матери и о том, как не хотел от них отказываться.

Секрет за секрет. Материальные вещи для меня ничего не значат.

– Вам мой секрет и так известен. – Юноша нахмурился. – Вы украли его из моей головы. Воровство – не сделка.

Одна рука Зоркого потянулась к другой, и на мгновение показалось, что Сребротуман сложит пальцы в жесте размышления, но нет – он стянул перчатку. Глаза Стейнера расширились от изумления: под тканью была не плоть и даже не оживший камень, а завихрения тёмного дыма.

– Вы – Огненный дух…

Теперь мы квиты.

– Но вы не работаете в кузнице? Почему?

Сопротивляюсь. Кую собственный путь вместо оружия.

В полном смятении Стейнер наблюдал, как Зоркий вернул перчатку на призрачную руку.

Теперь ты убедился, что не все заключённые на Владибогдане – послушники. Я здесь, потому что связан с Огненной пыткой. Фельгенхауэр – за проступки, известные только ей и Императору.

– А Ширинов?

Звук доспехов отвлёк внимание Сребротумана. На крышу поднялась пара солдат.

– Всё в порядке, Зоркий?

Мальчик не мог заснуть. Наслаждаемся видом. Ничего более.

Воины отсалютовали и вернулись вниз в Академию Воды.

– Почему вы открыли мне тайну? – прошептал Стейнер, бросив последний взгляд на площадь и статую дракона в центре.

Потому что, как и все заключённые, я хочу сбежать отсюда. И я чувствую, что ты способен провернуть побег, Стейнер. Я на тебя рассчитываю.

Они отправились назад в академию. Проводив его до комнаты, Сребротуман кивнул головой и молча ускользнул в ту часть острова, где проводил долгие ночные часы. Зайдя в комнату, кузнец принялся помешивать угли, протягивая руки к теплу. В голове кружили мысли; он обдумывал каждое сказанное слово. Владибогдан – не просто тайный остров, а остров секретов, погрязший в них, заполонённый ими.

Прошло немало времени, прежде чем Стейнер уснул, но память о призрачной руке Сребротумана всплывала в голове снова и снова.

25 Стейнер

«Ученики Академии Пламени слывут горячими головами, и дело вовсе не в ассоциациях. Они быстро обретают огненные нравы и ярый сопернический дух. Ярко горят они, правда, недолго. Обученный выпускник Академии Пламени по щелчку пальцев разводит огонь, изрыгает его подобно древним драконам, способен напускать облака удушающего дыма и нагревать металл кончиками пальцев. Но самая страшная их форма – живое дьявольское пламя, нашедшее приют в человеческом теле».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнер не находил красоты в сольском языке. Гортанное, грубое наречие резало слух, даже если слова выражали радость. Сольский отличался обилием «в» и «з», отчего казалось, что говорящий так и норовит проглотить слова. Письмо оказалось и того хуже. Стейнер ненавидел каждую букву незнакомого алфавита, щурясь над ними, пока от концентрации не начинала болеть голова.

– Произнеси слово «Vozdukha» по буквам, – велела Фельгенхауэр из-под маски.

Она вышагивала по комнате, пока юноша грелся у очага, устроившись на овчине. В его спальне из Матриарха-Комиссара она всегда превращалась в Фельгенхауэр. Пусть маска оставалась на месте, голос её смягчался, да и приказов становилось намного меньше.

– Меня уже тошнит, – фыркнул Стейнер.

Глубоко дыша, он попытался сосредоточиться на бумаге, чтобы не ошибиться.

– Ещё немного, – обещала Фельгенхауэр. – Ты хорошо справляешься. Старайся держать перо, как я показывала.

Матриарха больше беспокоило то, ка́к он писал, нежели что.

– Напиши слово «Plamya».

Стейнер не понимал причину, по которой она выбирала слова, пригодные лишь для использования на Владибогдане, но всё равно выписывал буквы на пергаменте.

– Теперь назови предыдущее слово, – велела Фельгенхауэр.

Юноша покачал головой.

– Не могу. – Он крепко сжал перо в кулаке. – Я не помню, хотя только что его написал. – Затем откинулся на спинку стула и уставился на пергамент с немым укором.