Тени, бестолково мечась, разнеслись по всем уголкам зала, покрыли пол, оплели стены, но те, что оказались рядом со мной, словно обтекали меня, слепо тычась, сворачиваясь, тая…
Я сумела отвести им глаза — всем теням! И самому королю!
А он, с застывшим жутким оскалом, рыскал вокруг помоста, и его корона ослепительно сияла над головой. Я встретила его взгляд — и два чёрных огня, ещё более яростных чем тот, который я держала в руках, пригвоздили меня к месту. Он не видел меня — но он знал, я здесь!
— Кира! — прогрохотал он.
В мгновение ока из великана-короля он превратился в сгорбленного карлика со страшной клыкастой улыбкой, с налитыми синей кровью глазами. Пальцы скрючились, корона разгорелась до ледяного блеска, голова выдвинулась вперёд, словно он нюхал воздух, пытаясь отыскать меня по запаху.
Я окаменела от ужаса, и всё, чего я отчаянно желала в этот миг, — чтобы у меня хватило сил, чтобы колдовство не распалось туманными струйками, чтобы он меня не заметил…
Ровно в тот миг, когда Эхогорт, взмахнув мантией, взмыл к потолку, я больше не смогла удерживать магию отведения глаз. И он полетел на меня…
Я закрыла глаза и сжалась… вот-вот… вот-вот…
Чёрный вихрь накрыл с ног до головы, погас последний свет, и король схватил меня за руку. Жалкая попытка создать защитный огонёк струйкой пара стекла по запястью, запутавшись в фенечке, что дала мне Надея.
Напоследок что-то тёплое толкнулось в сердце. Что-то заставило меня распахнуть в последний раз глаза и взглянуть точно в серебристые зрачки Чёрного Короля. Свободной рукой, позабыв, что держу в ладони сердце мира теней, я создала ещё один огонь — жаркий, золотой, с истинным горячим волшебством внутри.
Вокруг меня встала стена пламени, но огонь не жёг, а только пылал, слепил и грел. Хрустнуло и лопнуло в моей руке, осколки впились в ладонь, на секунду я ощутила, как по пальцам стекает липкая кровь, а потом… Зал захлестнула огромная волна — золото вперемешку с серебром, тёмный плотный гул поверх алого крика. Я тоже кричала — от страха и от боли, от того, что задыхалась в сухом пламени и мокрой тьме… Всё смешалось, закрутилось, взвыло… Вихрь уносил меня… Я была одна в огромном, бесконечном одиночестве…
Ослепительно вспыхнуло солнце. Под мелодичный звон колоколов и часов на далёкой башне Муравейника осыпался прахом Чёрный дворец.
— Кира! Кира!
Сердце грохотало, и пульс зашкаливал.
— Кира!
Где я? Сила ушла, я с трудом привстала на локте. Где огонь, где тёмный зал, где король?
— Кира! — крикнул кто-то в третий раз, и я очнулась. В своём доме. В своей кровати.
А рядом сидела мама.
— Мама?
— Кирочка, приснился дурной сон?
Ещё бы! Какой дурной, путаный сон! Какие-то тени… Стеклянное сердце… Рыжий пилот, и непослушная метла, и чёрный щупальца, влекущие меня в туман…
— Мамочка!!!
Тяжело дыша, я судорожно огляделась по сторонам. Почему же мне кажется, будто я не была здесь очень, очень давно? Привычный диван у окна, на широком подоконнике — подушки и книги. Шкаф и полки в углу… Дверь, изрисованная витражными красками… витражными красками… Что-то вертелось в памяти и на языке, но никак не давалось в руки.
За окном брезжило серое утро. На тумбочке у кровати мягко светил золотисто-зелёный ночник. В углу я заметила раскрытый чемодан, в котором были аккуратно сложены пальто, несколько книг и мои вещи.
Никаких теней.
Всё ровно так, как было утром моего отъезда. Только — отъезда куда? Я мучительно пыталась вспомнить, что же мне снилось…
— Автобус приедет в полдень, — напомнила мама, раздвигая шторы. С улицы в комнату хлынул туманный утренний свет. — Поднимайся. Что хочешь на завтрак?
В её голосе было столько ласки и грусти, что у меня сжалось сердце. А потом я вспомнила про чёрное огненное сердце, подёрнутое хрустальным инеем. Вспомнила, как оно с хрустом раскололось в моей ладони. Или это только почудилось?
Или всё, всё, что произошло, мне только почудилось?
Я что-то ответила маме, вылезла из-под одеяла и начала собираться — совершенно на автомате. Мысли мои унеслись далеко-далеко от привычного мира. По капле, слово за слово, картинка за картинкой — мой сон возвращался и разворачивался перед мысленным взором.
Муравейник, тени, уроки, Ингвар, Кодабра…
За завтраком родители списали мою тревогу на нервы. Я машинально кивала, изнывая от желания разобраться, понять, отделить явь ото сна и выдумки… Было ли это по-настоящему? Что произошло?..
Вот завтрак, тарелки с остатками омлета и йогурт, вот знакомая до последней щели в обоях кухня, вот моя комната и чемодан, в который я складываю тетради, маркеры и аккумулятор-пыхалку… Вот прощается со мной брат — ему пора в школу… Последние приготовления… Папа целует меня на прощанье и уходит на работу. Велит написать ему, как сяду в автобус, и в дороге, и как приеду, а вечером обязательно позвонить… Мама тоже твердит что-то подобное, кладёт мне в рюкзак синий контейнер с бутербродами и печеньем…
Меня мутит от запаха, но я старательно доигрываю роль домашней девочки. На душе тоскливо и вместе с тем тревожно; дует сильный ветер — словно предвестник приключений и перемен…