Колдовской апрель

– Тогда снова дайте гонг.

Что за манеры, подумала она, ну что за манеры. Это же не отель, следует придерживаться распорядка. Пожалуй, удивительно со стороны миссис Арбатнот, она не походила на лишенную пунктуальности. Леди Каролина тоже – казалась ведь милой и вежливой, по крайней мере. Что касается той, другой, то от нее, конечно, нечего ждать.

Франческа схватила гонг, вышла в сад и приблизилась к леди Каролине, на ходу в него ударив. Леди Каролина, по-прежнему распростертая в кресле, повернулась и нежнейшим тоном изрекла выговор.

Франческа, однако, не распознала в этом сладостной мелодии выговор, да и кто бы смог? Она разулыбалась, потому что, глядя на эту юную леди, не могла не улыбаться, и сообщила, что спагетти остывают.

– Если я не выхожу к столу, это значит, что я не хочу выходить к столу, – объявила раздраженная Скрэп. – И впредь меня не беспокойте.

Встревоженная, но не способная не улыбаться Франческа спросила, не заболела ли она. Никогда, никогда не видела она таких великолепных волос, ну чисто лен, совсем как волосики детишек с Севера. Такую головку только и благословлять, такая годится только для нимба, как у святых!

Скрэп закрыла глаза и не ответила. Это было недальновидно с ее стороны, потому что обеспокоенная Франческа поспешила доложить миссис Фишер, что юная леди недомогает. Миссис Фишер, которая не могла из-за трости, как она пояснила, отправиться к леди Каролине сама, послала к ней тех двух – они, разгоряченные, запыхавшиеся и полные извинений, заявились в тот самый момент, когда она переходила ко второму блюду, очень хорошо приготовленному омлету, весьма уместно гарнированному молодым горошком.

– Подавайте, – приказала она Франческе, которая опять вознамерилась подождать остальных.

«Ну почему они не могут оставить меня в покое?» – спросила себя леди Каролина, услышав, как хрустит под ногами галька в тех местах, где не было травы, и потому поняв, что к ней снова кто-то направляется.

На этот раз она крепко зажмурилась. Почему она должна идти на ланч, если ей не хочется? Она же не в гостях, где приходится считаться с утомительной хозяйкой. Если уж на то пошло, то чем Сан-Сальваторе отличается от отеля? В отеле ей ни перед кем не приходится отчитываться, ест она или нет.

Но, к сожалению, сидящая с закрытыми глазами Скрэп абсолютно у всех вызывала желание потрепать ее по плечу. Даже у кухарки. И теперь нежная рука – о, как хорошо она знала нежные руки и как их опасалась! – легла ей на лоб.

– Боюсь, вы нездоровы, – произнес голос, который не принадлежал миссис Фишер, а следовательно, был голосом одной из оригиналок.

– У меня болит голова, – пробормотала Скрэп. Наверное, только так и стоило говорить, только так и можно добиться покоя.

– Какая жалость, – сказала миссис Арбатнот, ибо нежная рука принадлежала ей.

«А я, – произнесла про себя Скрэп, – полагала, что, приехав сюда, избавлюсь от мамочек».

– Не выпить ли вам немного чаю? – нежно осведомилась миссис Арбатнот.

Чай? Сама мысль вызвала у Скрэп отвращение: пить чай в эту жару, в середине дня…

– Нет, – буркнула она.

– Полагаю, – произнес второй голос, – что лучше всего для нее было бы, если б ее оставили в покое.

Как чутко, подумала Скрэп и слегка приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть, кто это сказал.

Это была оригиналка с веснушками. А та, которая темненькая, оказалась с рукой. Конопатая тут же выросла в ее представлении.

– Но я и подумать не могу, что вы тут сидите с головной болью, и никто ничего с этим не делает, – сказала миссис Арбатнот. – Может, чашечку крепкого черного кофе?

Скрэп молчала. Неподвижная и безгласная, она ждала, когда миссис Арбатнот уберет с ее лба руку. Не может же она стоять весь день, уйдет когда-нибудь и заберет руку с собой.

– Думаю, – сказала веснушчатая, – что ей не хочется ничего, кроме тишины и покоя.

Похоже, конопатая потянула вторую за рукав, потому что давление на лоб Скрэп ослабло, и после минутного молчания, в течение которого они, несомненно, ее разглядывали – ее вечно все разглядывали – камешки снова зашуршали под ногами, все тише и тише, а потом все смолкло.

– У леди Каролины головные боли, – сказала миссис Арбатнот, снова входя в столовую и усаживаясь на свое место подле миссис Фишер. – Не смогла убедить ее выпить даже чаю или кофе. Вы знаете, как будет аспирин по-итальянски?

– Самое верное средство против головной боли, – твердо сказала миссис Фишер, – это касторка.

– Но у нее нет никакой головной боли, – сообщила миссис Уилкинс.

– Карлайл, – заявила миссис Фишер, покончив с омлетом и используя передышку перед следующим блюдом, чтобы поговорить, – одно время страдал ужасными головными болями и постоянно принимал касторовое масло. Я бы сказала, что он пил его слишком много, я помню, как интересно он называл его – «масло моих печалей». Батюшка говорил, что оно окрашивало весь его подход к жизни, всю его философию. Но это потому, что он пил его слишком много. Леди Каролине нужна одна доза, всего одна. Неправильно налегать на касторовое масло.

– А вы знаете, как это будет по-итальянски? – спросила миссис Арбатнот.