Колдовской апрель

– Боюсь, что нет. Наверное, она сама знает. Можете спросить у нее.

– Но у нее нет головной боли, – повторила, сражаясь со спагетти, миссис Уилкинс. – Она просто хочет, чтобы ее оставили одну.

Обе дамы воззрились на нее. Миссис Фишер по ассоциации с действиями миссис Уилкинс пришло на ум слово «лопата».

– Так почему она сама нам об этом не сказала? – спросила миссис Арбатнот.

– Потому что все еще старается быть вежливой. Но скоро перестанет стараться, когда привыкнет к этому месту, срастется с ним. Без усилий. Естественно.

– Видите ли, у Лотти… – миссис Арбатнот с улыбкой обратилась к миссис Фишер, которая с каменным терпением ожидала следующего блюда, задерживающегося, поскольку миссис Уилкинс тщетно пыталась съесть спагетти, которые по мере остывания становились все менее съедобными, – видите ли, у Лотти есть теория насчет этого места…

Но миссис Фишер не желала слышать ни о каких теориях миссис Уилкинс.

– Представить не могу, – вмешалась она, сурово глядя на миссис Уилкинс, – с чего вы предположили, что леди Каролина не говорит правды.

– Я не предполагаю, я знаю.

– Это как же так знаете? – ледяным тоном осведомилась миссис Фишер, пока миссис Уилкинс подкладывала себе спагетти, безо всякой необходимости предложенные ей назойливой Франческой.

– Когда мы были там, я просто заглянула в нее.

Что ж, миссис Фишер не собиралась ничего на это отвечать, не хватало еще отвечать на такой идиотизм. Вместо этого она резко ударила в стоявший подле нее на столе маленький гонг, хотя Франческа стояла рядом, у буфета, и громко, давая понять, что не намерена еще дольше ждать следующего блюда, заявила:

– Подавайте.

И Франческа, явно не без злорадства, снова предложила ей спагетти.

Глава 10

Другого способа войти или выйти из верхнего сада Сан-Сальваторе, кроме как через застекленные двери столовой или холла, не было, а они, к сожалению, располагались по одной стороне. Так что пройти через них из сада незамеченной не было никакой возможности – непременно наткнешься на особу, встречи с которой как раз и стремишься избежать. И сад тоже был маленький, прямоугольный, спрятаться некуда. Все деревья – иудино, тамариск и пиния – росли возле низкого парапета. За розовыми кустами тоже не скроешься: шаг вправо, шаг влево, и вот ты на виду. Только на северо-западном углу крепостной стены было местечко, что-то вроде отростка или петли – в старые неспокойные времена его наверняка использовали как наблюдательный пункт – где можно было сидеть незамеченной, потому что между ним и домом густо росла волчья ягода.

Скрэп, предварительно осмотревшись и убедившись, что за ней никто не наблюдает, перетащила на это место свое кресло; двигалась она тихонько, на цыпочках, будто намеревалась совершить грех. На стене была еще одна такая площадка, как в северо-западном углу, и, хотя вид оттуда открывался еще более захватывающий – на залив и очаровательные горы за Медзаго – она была у всех на виду. Ни кустов, ни другого укрытия. Так что она устроилась на этой северо-западной площадке, где до нее никто не доберется, подсунула под голову подушечку, а ноги очень удобно положила на парапет – если смотреть с деревенской площади, они казались двумя белыми голубками на стене – и подумала, что уж здесь ее точно никто не найдет.

Миссис Фишер отыскала ее и тут, ведомая запахом сигарет. Утратившая бдительность Скрэп об этом не подумала. Миссис Фишер сама не курила, и потому остро чувствовала, когда курят другие. Резкий запах ударил ей в нос, стоило выйти из столовой: после ланча она вознамерилась выпить в саду кофе. Она приказала Франческе накрыть ей кофе в тени рядом с дверью в столовую, и когда миссис Уилкинс, увидев, что туда несут столик, напомнила ей, весьма, по мнению миссис Фишер, навязчиво и бестактно, что леди Каролина хотела побыть в одиночестве, миссис Фишер – и с каким достоинством! – ответила, что сад общий.

Так что она вышла и мгновенно поняла, что леди Каролина курит. Сказав себе: «Ох уж эти современные молодые женщины!», она отправилась на поиски. Трость теперь, когда она откушала, уже не представлялась такой помехой для активных действий, какой была до того, как пища была надежно, как однажды сказал Браунинг – но Браунинг ли? Нет, точно Браунинг, она вспомнила, как эта фраза ее насмешила, – ну да, до того, как пища была надежно поглощена.

Никто уже не способен так ее развеселить, думала миссис Фишер, уверенно направляясь к зарослям волчьей ягоды; мир стал ужасно скучным, совершенно утратил чувство юмора. У этих, конечно, имеются свои шуточки, наверняка имеются, раз «Панч» выходит по-прежнему, но что это за шутки! Теккерей в своей неподражаемой манере сделал бы из нынешнего поколения фарш. Это поколение и не подозревает, как нужна ему бодрящая сила язвительного пера! Они – а ей об этом говорили! – даже не ценят Теккерея. Что ж, она не может наделить их всех глазами, чтобы видеть, ушами, чтобы слышать, сердцем, чтобы понимать, однако она может вразумить хотя бы леди Каролину, олицетворяющую собой все это поколение.