Колдовской мир

— Думай, что хочешь, — ответил я. — Только я сказал всё как есть. Мою сестру насильно увезли колдуньи в Обитель Мудрости. Она наделена Даром Силы и могла мысленно общаться со мною и братом. Накануне своего посвящения и принятия Клятвы она известила Кимока о том, что не намерена примкнуть к Мудрейшим. Нам удалось похитить её из Обители — только благодаря тому, что владычицы лишились сил, двигая горы. Вырвав её из заточения, мы бежали с ней на восток. Нам удалось преодолеть горы и проникнуть в Эскор, где мы столкнулись с силами тьмы, но и нашли друзей; они нуждаются в людях, готовых помочь им победить зло. Ещё раз говорю: мне было веление вернуться сюда, чтобы набрать людей, ничего другого не услышишь даже под пытками, ибо это — истинная правда!

Он пристально посмотрел на меня.

— Я слышал о Хранителе Границы, Симоне Трегарте, — сказал он.

— И о госпоже Джелит, — прибавил я. — Отец никогда не скрывал, что он из другого мира, и что может соприкасаться с Силой — не так ли?

Годар неохотно кивнул головой.

— Так почему же нельзя допустить, что мы — плоть от их плоти — тоже наделены Даром, не присущим другим? Мы родились в один день и всегда были едины душой, а зачастую и разумом. И потому, когда Каттее стало невмоготу в Обители, у нас не было иного выбора, как похитить её оттуда — вот и всё наше преступление…

Годар ничего не сказал, только резко пустил своего коня, при этом дёрнув за поводья и мою лошадь.

Мы долго ехали по каменистой тропе под моросящим дождем. Годар ни разу больше не заговорил со мной. В полдень мы остановились в каком-то скалистом месте, где под одним из уступов можно было укрыться от дождя. Там лежала куча собранного кем-то хвороста для костра, рядом с площадкой из почерневших от сажи камней. Должно быть, здесь часто останавливались на привал, и это место было хорошо известно многим.

Меня отвязали от седла и стащили с лошади со связанными руками. Спотыкаясь, я побрёл под скалу. Стражники вынули из котомок хлебцы, вяленое мясо и фрукты. Мне таки развязали руки, но один из стражников встал у меня за спиной и, как только я съел то, чем со мной поделились, тут же наложил мне на руки путы. Закончив трапезу, они, к моему удивлению, не встали и не пошли к лошадям. Вместо этого один из них начал складывать костёр, в котором вроде бы не было уже никакой необходимости. При этом он проявлял какую-то совершенно не нужную аккуратность. Разведя огонь, он встал рядом с костром, держа в обеих руках свой плащ.

Он начал то поднимать, то опускать плащ, на короткие промежутки заслоняя огонь костра. Он подавал сигналы! Однако он пользовался каким-то незнакомым мне кодом. Я посмотрел в сторону склона, ожидая увидеть где-нибудь на горизонте ответное мигание, но так ничего и не заметил.

Похоже, мои охранники и не ждали ответа на свои сигналы. Дав костру прогореть, они уселись вокруг него, и, по всей видимости, надолго. От их промокших плащей шёл пар. Время от времени они подбрасывали в костёр хворостину-другую. Наблюдая за ними, я понял, что они кого-то ждут. Но кого?

Годар кашлянул и заговорил.

— Мы ждём тех, кто передаст тебя Совету Владычиц, — сказал он. — Они заберут тебя от нас, и тогда уже никто не заявит, что ты пытался найти прибежище у Хорвана.

— Но ведь ты же сам говорил, что, когда Мудрейшие начнут допрашивать меня с помощью Силы, то выведают всё, — удивился я, не понимая, в чём смысл его неуклюжего манёвра.

— В общем-то, так оно и есть, — тупо отозвался Годар.

И тут меня осенило. Мудрейшие не смогут допросить меня в том случае, если я буду доставлен им мёртвым!

Если те, кому предстояло везти меня в Эс, привезут туда мой труп, Мудрейшие никогда не узнают о моём пребывании в доме Хорвана.

— Зачем же ждать, чтобы кто-то убил меня? — спросил я. — У тебя же есть меч.

Годар молчал, но я решил добиться от него ответа.

— Или твой меч какой-то необычный и может навсегда обагриться кровавыми письменами, которые прочтут другие? — допытывался я. — В тебе нет и капли достоинства, присущего твоему господину. Он бы не обнажил меч перед тем, у кого связаны руки!

Годар впился в меня бешеным взглядом. Я понял, что задел его за живое, и он испытывает жгучее желание заставить меня умолкнуть навсегда. Но он сдержался — какое-то понятие о чести у него всё же было. И тут я вспомнил клятву, к которой прибегали лишь в исключительных случаях, ибо она считалась священной.

— Тебе известно моё имя, — сказал я. — Я — Кайлан из рода Трегартов. Как и ты, я служил здесь, на границе. Приходилось ли тебе хоть раз слышать моё имя помянутым недобрым словом?

По всей видимости, он не понял моего вопроса, но ответил прямо.

— Да, я знаю тебя. О тебе отзывались, как о храбром воине.

— Ну так слушайте, что я вам скажу, ты, Годар, и вы тоже, — обратился я к стражникам. — Пусть отсекут мне голову моим же мечом, если я замышлял зло против дома Дальмота или против кого-нибудь из живущих в Эсткарпе, — сказал я, отчеканивая каждое слово.

Это смутило их, воины заёрзали и стали переглядываться.

— Уловка это! — рявкнул Годар.