Колдовской мир

И, словно повинуясь жезлу, пыль, поднятая ветром (а была ли пыль? Не уверена!), оставляла слабые, едва различимые линии – перед нами в воздухе появились очертания прямоугольника, пересеченного крест-накрест двумя линиями, каждая из которых шла из верхнего угла в противоположный нижний. В четырех секциях этого перекрещенного прямоугольника появились изображения символов; два из них были мне знакомы, во всяком случае я уже встречала нечто похожее.

Два других я видела впервые, однако они были нарисованы крупнее и перекрывали остальные изображения. Когда Илэриэн опустил наконец свой жезл, мы смогли как следует разглядеть то, что он сделал, – смутный, неясный и едва различимый портал все же стоял крепко и прочно, несмотря на поднявшийся ветер и вихрь песка.

Тогда он начал снова, проходя жезлом вторично по всем линиям возникшего в воздухе рисунка. На этот раз его движения напоминали отрывистые мазки, после которых изображение начинало насыщаться зеленым цветом, а на наших глазах темнея, он становился ярко-синим – я снова увидела этот спасительный цвет, так хорошо знакомый мне по Эскору. Но и этот цвет держался недолго, и еще прежде, чем заклинатель кончил закрашивать весь рисунок целиком, он потускнел, словно выцвел.

Я видела в этот момент его лицо – на нем была жестокая неумолимость, губы искривлены усмешкой, с какой воины встречают опасность, требующую концентрации всех сил. Он снова, в третий раз, начал очерчивать жезлом рисунок, и цвет вновь стал заполнять изображение, затем хоть и не выцвел, но побледнел.

Тогда шевельнулась моя мать. Она протянула одну руку мне, другую – отцу, и мы вновь объединили все Силы, и эту энергию нашего единства она послала Илэриэну. Он на мгновение оглянулся, пораженный, и, вновь подняв свой жезл, начал вырисовывать заданный узор из линий и символов.

Я почувствовала, как укрепляется моя Сила, вопреки тому, казалось бы, что я должна, наоборот, потерять ее, все отдав заклинателю, как того требовала моя мать. И тут я увидела, что цвет, окрасивший линии, не гаснет, не блекнет, а, напротив, разгорается все ярче зелено-синим огнем. Когда Илэриэн опустил жезл, рисунок переливался и пульсировал над мрачной землей. Вокруг застывшего в воздухе портала больше не дул ветер, хотя совсем рядом, немного в стороне, вовсю кружилась едкая пыльная завеса.

Несколько мгновений Илэриэн придирчиво осматривал свое творение, словно желая убедиться, что намерения его не разошлись с результатом, он создал именно то, что хотел, и здесь нет изъянов. Затем он сделал два шага вперед, не оборачиваясь, говоря при этом: «Мы можем идти… теперь!»

Разомкнув руки, мы с матерью подняли мешки, а отец крепко взял за руку Айлию. Илэриэн коснулся кончиком жезла точки скрещения линий в самом центре портала, словно вставил ключ в замочную скважину. Ворота открылись. Я увидела, как он исчез в них. Я прошла за ним, следом за мной – моя мать, затем отец и Айлия. И вновь меня подхватила болезненная круговерть времени и пространства, и я, упав, покатилась по жестким каменным плитам и наконец остановилась, ослепленная болью от сильного удара головой обо что-то твердое.

Я сидела, прислонившись спиной к спинке кресла – или трона? – возвышающегося в середине зала цитадели. Свечение Ворот было единственным источником света в этом помещении, где само время сгустилось, точно сумерки.

Заметив краем глаза какое-то движение, я слегка повернула голову и увидела Илэриэна с жезлом в руке. Его совсем, казалось, не интересовали Ворота, через которые все мы только что проникли сюда, он с изумлением оглядывался вокруг, рассматривая зал, словно изучая его пядь за пядью. Не знаю, что – или кого? – ожидал он увидеть здесь, может быть, толпу слуг и охранников или своих домочадцев? Так или иначе, но было несомненно, что эта пустота и безлюдье потрясли его до глубины души.

Он приложил руки ко лбу и стоял так, слегка раскачиваясь, возможно пытаясь заглушить тяжелые воспоминания. Затем он направился куда-то в глубину зала, держась ближе к стене, как будто хотел во что бы то ни стало отыскать что-то, без чего не будет ему ни покоя, ни мира.

Когда он ушел, я почувствовала, как тревога понемногу начинает отпускать меня, ибо было ясно, что сейчас ему не до нас, хватает собственных забот. Стоило ли тогда дожидаться более удобного случая, чтобы пуститься в путь?

Преодолев волну головокружения, которая раскачивала меня и не давала оторвать рук от подлокотников кресла, я кое-как встала и огляделась, нетерпеливо отыскивая своих спутников. Отец, оглядываясь, уже стоял на ногах, рядом с ним лежала Айлия. Он перешагнул через ее тело и протянул руки моей матери, помог ей подняться и обнял ее. Они так и застыли, обнявшись, зримо являя собой словно бы единое тело и единую душу.