Они стояли, погруженные в мир, который принадлежал только им двоим, а я смотрела на них. Внезапный порыв холодного ветра пробрал меня, вызвав озноб. Я смотрела и думала, какое это счастье – чувствовать свое единство с другим человеком. Килан, наверное, познал это со своей Дагоной, а Кемок отыскал Орсию. Именно этого бессознательно жаждала и я, когда уходила с Динзилем, а оказалось, что я была ему нужна не как подруга, но просто как колдунья, способная помочь осуществлению его честолюбивой цели. И когда я смотрела на своих родителей и видела мир, которым они владели, то поняла вдруг, что мне мало быть колдуньей и я не могу поставить Дар превыше всего этого. Однако ничего другого меня в этом мире, похоже, не ждало.
Не существовало времени для тех, кто мог так слиться разумом и душой. Но нам нужно спешить, и я шагнула, оторвавшись от поддерживающего меня кресла, навстречу своим родителям.
– Пожалуйста… – Я чувствовала себя бестактной и бесцеремонной и говорила очень тихо, опасаясь, что слова мои разнесутся эхом по всему залу, а Илэриэн, вероятно, вернется с минуты на минуту, оторвавшись от своих забот.
Мать повернула голову и взглянула на меня. Очевидно, она прочла тревогу на моем лице и сама обеспокоилась:
– Ты боишься? Чего же, дочь моя?
– Илэриэна, – ответила я прямо.
Отец тоже насторожился, услышав это, и хотя одна его рука по-прежнему покоилась на плечах Джелиты, другая скользнула к поясу, словно готовясь выхватить оружие.
– Слушайте, – зашептала я, не решаясь прибегнуть к мысленному общению, – в этом доме, насыщенном колдовством, мысли могли прозвучать громче, чем слова, произнесенные вслух. – Я рассказала вам далеко не все. Эскор разорен, давно уже разорен и разодран колдовством. Многие из его прежних властелинов либо поглощены Тьмой, которую сами же вызвали, либо ушли через подобные Ворота в другие миры. Они сами вызвали эту беду в незапамятные времена, и на них лежит проклятье. Мы ведь мало что знаем про Илэриэна. Правда, я не верю, что он полностью принадлежит Тьме, ему подвластен синий цвет, а Силы Тьмы им владеть не могут. Однако среди заклинателей Эскора были такие, кто вроде бы не следовал ни хорошему, ни плохому, но из любопытства, просто стремясь увеличить свои познания, тоже нес зло. Мы сражаемся теперь за благополучие Эскора… я, к несчастью, способствовала возобновлению войны между Силами Света и Тьмы, сотворив по неведению заклинание, чем и пошатнула установившееся здесь неустойчивое равновесие. И еще одна вина лежит на мне отныне, и я не смогу вынести это бремя. Боюсь, не случилось бы так, будто я привела сюда с собой колдуна, который вмешается в наши дела и, может статься, разрушит все, что мои братья и их товарищи создавали в тяжелых трудах. Илэриэн знает слишком много, его нельзя ни оставить здесь, ни взять с собой в Зеленую Долину. Прежде чем мы дадим клятву быть его товарищами, мы должны поверить ему, но я…
– У нас мудрая дочь, – вставила Джелита. – А теперь расскажи нам, и как можно быстрее, то, что еще не рассказала.
И я, ничего не опуская, поведала им о Динзиле, о том, к чему привела наша встреча; когда я окончила рассказ, мать кивнула:
– Хорошо, теперь я понимаю, почему Илэриэн кажется тебе подозрительным. Но… – Она замолчала, словно прислушиваясь к чему-то, и я поняла, что она сейчас пытается установить с ним контакт, разыскивая его разум в лабиринтах цитадели. – Так… – Ее пристальный взгляд, погруженный куда-то вглубь себя, наконец встретился с моим. – Я не думаю, что нам надо бояться его. Между этим миром и тем существует огромная разница во времени. Мы даже представить себе не можем, какая это трагедия для него. Он ищет то, что ушло давным-давно, хотя годы оставили имена и события на свитках истории. Ему придется поверить, что это так, но он должен сам осознать это, сам, без подсказки. Представь себе, каково видеть, что твой собственный мир сметен и уничтожен. Я не думаю… Ты действительно веришь, дочь моя, что Илэриэн может представлять угрозу для нас и для тех, кого мы любим?
Вспомнив Динзиля, я отбросила колебания и сказала «да». Но видимо, мать так до конца и не поверила моим подозрениям. На какой-то момент она позволила мне заглянуть в свои мысли, и я смогла прочитать, быть может и не полностью, то, что она узнала об Илэриэне. Боль и отчаяние от того, что открылось мне, были столь велики, что я задрожала и отступила, мне хотелось крикнуть – не надо, я не хочу этого знать!
– Видишь, – сказала мать, отпустив мой разум, – ему есть о чем подумать, не будем ему мешать. Если мы должны уйти…
– Тогда давай уйдем сейчас! – Мне хотелось сию минуту оказаться как можно дальше от этого места, которое было обителью Илэриэна, как можно дальше от мыслей о нем (если мне когда-нибудь удастся избавиться от этих мыслей), мне хотелось бежать отсюда со всех ног, словно за мной гналась стая серых.