Колдовской мир. I-II (Часть 1)

— Снимите с него шлем! — приказал он.

Ингвальд занялся ремешками шлема и, наконец, с трудом расстегнул их.

Весь отряд собрался вокруг воинов, прижимающих к земле чужака, который не переставал вырываться. У всех мужчин горной страны была характерная внешность — рыжеватые волосы и желто-карие глаза, как и у их пернатых слуг. Таким же был с виду человек, прижатый к земле, но собравшиеся около него воины твердо знали, что перед ними лежит кто угодно, только не сокольничий.

— Покрепче свяжите его! — приказал Саймон. — Я думаю, Ингвальд, мы нашли то, что искали. — Он подошел к лошади, на которой приехал в лагерь мнимый сокольничий — она была вся в поту, с удил свисали клочья пены. Похоже, ее едва не загнали. В глазах животного стоял дикий страх, однако, когда Саймон потянулся к узде, лошадь даже не шевельнулась, и по-прежнему стояла, опустив голову, только крупная дрожь пробежала по всему ее телу.

Сокол сидел совершенно спокойно: он не бил крыльями, не норовил клюнуть Саймона. Тот, осторожно протянув руку, схватил птицу и сразу ощутил, что держит в руках нечто неживое.

С соколом в руке он повернулся к адъютанту:

— Ингвальд, позови сюда Латора и Карна, — он назвал имена двух лучших разведчиков. — Пусть срочно отправляются в Соколиное Гнездо, надо выяснить, как далеко проникла эта зараза. Даже если там все в порядке, мы должны предупредить сокольничьих. А вместо доказательств, — Саймон поднял с земли птицеклювый шлем всадника, — пусть покажут вот это. Я уверен, шлем настоящий и сделан руками горцев. — Он подошел к связанному пленнику. Тот молчал, но глаза его горели ненавистью. — Нет, не могу поверить, что это один из них…

— А мы не возьмем его с собой? — спросил Карн. — Или хотя бы птицу?

— Нет. Мы еще ничего не узнали, поэтому пока оставим их у себя. А этого нужно хорошенько стеречь, — он кивнул на связанного.

— Пещера у водопада, командир! — воскликнул Вальдис, юноша из клана Ингвальда, последовавший за ним в горы. — Там достаточно одного часового у входа. И никто не знает о ней, кроме нас.

— Хорошо. Ингвальд, проследи за этим.

— А ты, командир?

— Я хочу выяснить, откуда идет его след. Как знать, может, он явился из Соколиного Гнезда, тогда, чем раньше мы узнаем печальную правду, тем лучше.

— Вряд ли, командир. Но даже если и так, то он ехал кружным путем, ведь крепость сокольничьих находится от нас к востоку, а всадник появился с запада, на тропе, что идет от моря. Санту! — Ингвальд позвал одного из тех воинов, которые связывали пленника. — Поставь на тропе часовых и пришли ко мне Калуфа — который первым окликнул этого всадника.

Саймон оседлал лошадь и пристегнул к седлу сумку с провизией. В нее же он положил и механическую птицу, впервые попавшую к нему в руки неповрежденной. Он заканчивал сборы, когда к нему подбежал Калуф.

— Ты уверен, что всадник появился с запада? — спросил Саймон.

— Я готов поклясться в этом на Камне Энгиса, командир! Сокольничьи не любят море, хотя иногда они и служат у мореходов. Но я не слышал, чтобы они патрулировали побережье. А этот появился как раз между скал, что прикрывают тропу, идущую от бухты, и ехал он так, словно хорошо знал дорогу.

Саймон встревожился не на шутку. Эту бухту они обнаружили пять дней назад, и она была его единственной надеждой на организацию морской связи с Севером. В бухте не было скал и подводных камней, которыми изобиловало все побережье, и Саймон вознамерился соорудить там гавань для небольших судов, чтобы переправлять на Север беженцев и, в то же время, снабжать защитников границы оружием и боеприпасами. Если бухта находится в руках врага, это надлежит выяснить — и немедленно!

В сопровождении Калуфа и еще одного воина Саймон покинул лагерь По пути он внимательно изучал местность, отмечая все, что могло пригодиться для будущих операций. Но мысли о делах насущных перемежались раздумьями совсем иного рода.

Когда он сидел в тюрьме, у него было предостаточно времени, чтобы довольно глубоко заглянуть в самого себя. А глубины эти были мрачны. Его душа словно спала до сих пор под спудом повседневных забот воинской службы. Порой ему казалось, что кроме них ничего и нет, что там, внутри — пустота. А может, Саймон просто не давал выхода тому, что там было?

Он познал страх, но это преходящее чувство обычно только побуждало его к действию. Некогда он поверил Петронию, что, шагнув за ворота, он найдет себя вновь. Но пока этого не произошло. Ингвальд говорил об одержимых… Одержимые дьяволом… Но как узнать, владеешь ли ты собой сам, или тобой руководит некто?

Саймон как бы раздвоился, постоянно наблюдая за собой со стороны. Чужак… Его воины сразу это почувствовали. Может быть, он сам — так же неуместен в этом мире, как те несоответствия, над которыми он ломает голову? Саймону показалось, что он находится на пороге какого-то открытия, которое значит очень много не только для него самого, но и для дела, которому он служит.