– Из рода! – Урсилла уже оправилась от удара. Она запрокинула голову, и воздух разорвало сухое хихиканье. – Ты называешь ее… – она ткнула пальцем в Айлинн, – родной? Ошибаешься, женщина! Она не твоей крови. Ни ты, ни твой косматый супруг не имеют к ней отношения. Хочешь знать, какое дитя ты выносила, – взгляни на этого дурня!
Теперь ее палец указал на меня.
– Слышали, – без удивления отозвалась Гиллан. – Ты говорила не таясь, а у нас есть уши. Сын… – Она через плечо Урсиллы взглянула прямо на меня. – Возьми свое!
Я поймал брошенный ею пояс. Он лег мне в руку так же легко, как недавно – в ее ладонь. Я поспешил застегнуть на себе опаленную полоску кожи, но, лаская ее пальцами, не нашел следов огня.
Урсилла зарычала, как зверь. Вскинула руки, будто отражая атаку. Но я уже защелкнул яргоновую пряжку. И меч был в моих руках. А смотрел я на Айлинн. Как она перенесет открытие давней правды? Она, бывшая одним целым с Гиллан и Херрелом…
Но она и сейчас была с ними! Стоило взглянуть на нее, чтобы ощутить объединявшую их силу. Пусть она не была их дочерью по крови, но воистину оставалась дочерью их ума и сердца. Она не выказала удивления, осталась безмятежной. Такую безмятежность рождает уверенность в том, кто ты есть и
– Неужели ты, Мудрая, – спросила Гиллан, – вообразила, что можно пройти через храм истины – Храм Нив, не узнав скрытого колдовством? Она – наше дитя волей тех, чье величие нам не охватить…
Я смотрел на них – на Зеленую колдунью, на свою мать, на оборотня-отца и на Айлинн, дитя их выбора, – и понимал, как справедлив был этот выбор. Во мне разрастался холод одиночества. Не страха, а отверженности, памятной мне с детства, но лишь теперь обретшей смысл и полноту.
Я не был наследником Кар До Прона. Магус получит то, чего добивался. Не стану я теперь, когда открылась истина, и орудием в руках Урсиллы. Я отрезан от всех и одинок.
Нельзя мне было так уходить в себя. Потому что Урсилла перешла в нападение. Ее жезл полыхнул, указав на Айлинн. Из огня донесся крик девушки.
И тогда я прыгнул в огонь, и его жгучие языки обвили мое тело. Прыжок донес меня до Айлинн.
Я выбросил левую руку, чтобы вытолкнуть ее из пляшущего пламени.
Мы стояли в огненном кругу, и этот огонь горел не оранжевым и не красным, а более глубоким и смертоносным цветом – пурпуром Тени. Отступать нам было некуда, потому что за нами вздымались стеной колени сидящего изваяния, а стена пурпурного пламени подбиралась все ближе.
Лунная колдунья прижала свой посох к груди. Она не размыкала губ, но я ощущал ритм заклинания во всем ее теле. И пытался сделать для нее то, что она делала для меня, – передать ей свою Силу. А потом я, выронив второпях бесполезный меч, подхватил ее тонкий стан, чтобы забросить на колени изваяния. Там, над огнем, для нее было место. Может быть, Гиллан с Херрелом успеют что-нибудь сделать, прежде чем вызванный Урсиллой ужас дотянется до девушки.
Сквозь смыкающуюся, подступающую лавину огня я видел остальных. Урсилла в лихорадочной спешке выводила концом жезла круг, охватывавший ее и курильницу. Она сорвала что-то с груди, бросила в каменную чашу. Новые клубы дыма скрыли Мудрую. Но ее пение я еще слышал – шипящие, тягучие звуки, пробуждавшие неведомые чары этого места. А потом из дыма послышался пронзительный звук костяного свистка – отчаянный призыв.
– Кетан, вверх! – Это кричала Айлинн. Она свернулась в своем странном укрытии и оттуда протягивала мне руку. Но рядом с ней не было места. А смрад пурпурного пламени спирал дыхание, и я давился, кашлял, словно все зло мира изливалось из этого гнусного тумана. – Наверх!
Пальцы Айлинн впились мне в плечо. Ногти расцарапали кожу. Я ощутил и силу ее воли, притягивающую, как тянули чары Урсиллы – сначала к Айлинн, потом обратно в пещеру.
Ее воля каким-то чудом вознесла меня наверх, и мы прижались друг к другу на каменных коленях. Я смутно обрадовался, что это не была статуя, игравшая человеком. В когтистой руке у этой был полураскрытый цветок. И Айлинн, протянув руку, пробежала кончиками пальцев по каменным лепесткам, словно ласкала свой лунный цветок.
В ней больше не ощущалось напряжения воли, вытянувшей меня из огненного круга. Она скорее ждала – только я не знал, какого события или знака.
Защитный круг Мудрой коснулся ног изваяния с человеком-игрушкой. Дым густыми клубами обвивал теперь саму Урсиллу. Я ждал, что он, как и в прошлый раз, растечется по кругу, охватывая безликих. Однако сейчас струи дыма застыли. Над его верхним краем мы видели слепые лики-пузыри. Волны цветов в них набрали силу, густели и темнели.
Пламя подобралось к самому подножию приютившей нас статуи. Мне казалось, что огонь, если можно сказать так о пламени, злится, хлещет множеством языков, силясь дотянуться до нас. Но и самые высокие языки до нас не доставали.