Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира

Теперь ей представлялось, что с тех пор, как она спустилась к руинам Иггарсдейла и впуталась в дела полоумного владетеля, она перестала быть собой – по крайней мере, той Бриксой, какой вылепила себя, чтобы выжить.

Что, если чужая воля двигала ею, не спрашивая согласия и даже не давая о себе знать, ради целей, вовсе не касающихся дел ее рода? В жилах Бриксы текла чистая кровь обитателей Долин, без примеси Древних – не то что в Марбоне, который вполне мог оказаться податливым к колдовству. Правда, люди Долин – и мужчины, и женщины – попадались иногда в колдовские ловушки, разбросанные по стране пережившей много веков волей Древних. Брикса с детства помнила предостережения, о которых рассказывалось в старых сказках, – о том, что грозит безрассудному глупцу, сунувшему нос в запретные места. Искатели сокровищ возвращались безумными или полуживыми, а то и вовсе пропадали без вести. Иными владело любопытство, что сильнее жадности, – те искали Древние знания. Мало кто их находил, а нашедшие обнаруживали, что отныне собственные родичи боятся их, и становились отверженными.

Куниггуда… Не в первый раз за время долгих странствий Брикса ломала голову над тайной старой няньки. Куниггуда властно распоряжалась в Доме Торгуса – ведь Брикса не вышла ни годами, ни опытом, чтобы вести хозяйство, а от ее отца не было вестей с первого сражения против пришельцев из-за моря. Мать ее умерла в родах, и другой хозяйки в долине не было.

Но… кем была Куниггуда? И сколько ей было лет? Брикса помнила няньку, сколько помнила себя, и всегда она казалась такой же старой – совсем не менялась. Мудрой она себя не называла и не кичилась тайными познаниями, но владела лекарским искусством и знала травы. Богаче ее сада Брикса в жизни не видела. Впрочем, это ни о чем не говорит, ведь она мало что видела за пределами их долины.

Но и путешественники дивились ее саду. Странствующие купцы год за годом доставляли Куниггуде корешки и семена из дальних краев. Дважды в год та отправлялась в аббатство Норсдейла и, когда Брикса подросла, стала брать девочку с собой. И с настоятельницей, и с травницей аббатства Куниггуда говорила на равных.

У нее были, как говорят сельские жители, «зеленые пальцы» – растения под ее опекой пышно цвели и разрастались. И когда наступало время сева, первую горсть зерна в поле всегда бросала Куниггуда, призывая Гуннору благословить урожай.

Теперь Брикса подозревала, что у Куниггуды были свои секреты, о которых подопечная даже не догадывалась. Не благодаря ли урокам няньки дерево приняло ее прошлой ночью и одарило бутоном? Потому что Брикса уже не сомневалась – это был подарок.

Бутон был как-то связан – может быть, крепко связан – с преображением пера в птицу. Наверное, знай Брикса, как с ним обращаться, он послужил бы защитой надежнее копья и камней.

Раскрыв ладонь, девушка взглянула на бутон. Теперь он был сомкнут не так крепко. Темные листья наружной оболочки приоткрылись, В трещины пробивался слабый свет. И аромат – ослабевший, он все еще поднимался от ладони с бутоном.

Ни увядания, ни порчи. Сразу видно, что это не обычный бутон, какой можно отщипнуть с растения Долин. И раскрывался он на глазах – лепестки показывались, разгибались. Пьянящий аромат каким-то образом утолил и голод, и жажду Бриксы.

Поверх мягко светящегося цветка Брикса бросила взгляд на Пустыню. Она и не заметила, когда затих шум боя. Между ней и останцом, послужившим ей укрытием, не видно было ни малейшего движения.

Опираясь на копье, девушка встала и решительно повернулась лицом к проходу между чудом расступившимися курганами. Шла она медленно, лишь силой воли понуждая к движению ослабевшее, непослушное тело. Но ей хотелось, прежде чем искать убежище на ночь, скрыться от глаз и когтей тех, кто рыскал в Пустыне.

Тропа на обратном пути все так же петляла и извивалась. Изредка Бриксе казалось, что она сворачивает на север – более или менее в том направлении, куда вел след Уты. Но очень скоро девушка начала подозревать, что изгибы и повороты уводят не столько вперед, сколько в обратную сторону.

Так или иначе, дорога всегда находилась. Когда смерклось, цветок в ладони засветился ярче, оттеснив от девушки наползающую тьму. Ее тянуло вернуться к дереву, но Брикса сомневалась, возможно ли это. Наконец она стала спотыкаться так часто, что с тревогой признала – силы иссякли.

Она осела наземь, повернувшись спиной к курганам и вытянув перед собой усталые ноги. Копье она положила поперек коленей, а в сложенных чашечками ладонях приютила цветок, совсем открывшийся и мерцающий собственной жизнью – он словно дышал, подобно тем, кому приходится втягивать и выталкивать из легких воздух.

Сколько она еще продержится – без воды и пищи? Ей страшно было подумать, что утром предстоит тащиться дальше, а припасов у нее не прибавится. Брикса решительно призвала себя вспомнить старый урок: жить минутой, не думая о будущих бедах и разочарованиях.