Колдовской оберег

Разговор с Любарским вызвал у Юли серьезное волнение. С первой минуты, проведенной в камере, Юля страстно желала выбраться на свободу. Она клялась себе, что возьмется за ум и постарается больше не совершать необдуманных поступков. Обязательно вернется домой и устроится на работу. И пойдет учиться. Поступит не за деньги, а сама, и будет учиться, а не покупать зачеты. И диплом получит настоящий.

И вот теперь, когда желание начало исполняться, Юля засомневалась, а стоит ли спешить на свободу и что ее там ждет? Куда идти, к кому? К Осипу? А вдруг он заодно с ним, с тем человеком, который хотел ее убить? Они вместе собирались ее убить. Осип думал, что она ему оберег по доброй воле не отдаст, и нанял убийцу. Рассказать следователю все, как было на самом деле? Нет! Нет! И еще раз нет!!! Потому что получится не самооборона, а убийство. Ведь это она убила Плюшева, и не тем, что подняла с земли, защищаясь. Она достала куклу из рюкзака и со всей силы засветила ему в висок. Вместо того чтобы сразу бежать.

Как ни странно, в камере Юля чувствовала себя спокойнее и защищеннее, чем на свободе. Сокамерницы уже не казались такими отвратительными. Одна из них, баба Настя, пышногрудая блондинка с грубоватым, испитым лицом, по возрасту совсем еще не старая женщина, попала сюда за то, что в ее доме обнаружили мертвого бомжа. Кто он такой и как к ней попал, баба Настя не знала. Когда пришли ее арестовывать, женщина была пьяна. Все улики указывали на нее. В свое оправдание баба Настя ничего сказать не могла – она всю неделю беспробудно пила и, что творилось в ее доме, не помнила. Вторая сокамерница, Зема, – тощая и чернявая, со злобным лошадиным лицом и тяжелым взглядом маленьких глаз. У нее даже улыбка была устрашающей. Юля сразу стала ее опасаться, ведь Зема явно настраивала против нее свою товарку. Они с бабой Настей все время шептались о чем-то, бросая на новенькую недобрые взгляды, того и гляди, задушат ночью подушкой – и поминай как звали. С Земы станется, она зарезала своего сожителя разбитой бутылкой.

– Ну что, девка, покидаешь нас? – с порога сказала Зема, когда Юля вернулась в камеру после беседы с Любарским.

– Откуда ты знаешь? – удивилась девушка.

– Зема все знает! Зема в таких делах дока. Когда отвальная?

– Я не хочу, я не хочу выходить! Я боюсь! – не выдержала она и разрыдалась.

Юля ревела и сквозь слезы рассказывала обо всем, что с ней приключилось, с тех самых пор, когда получила приглашение на работу в компанию «СОН». Даже раньше – с новогодней поездки в коттедж вместе с Сашкой.

Сокамерницы внимательно слушали, кивали, сочувствовали. Баба Настя налила ей горячего чаю, а Зема по-матерински обняла и крепко прижала к себе. Они, простые, грубые, утратившие красоту женщины, показались Юле ближе и участливее кого-либо в этом строгом, неуютном городе.

Начало августа. Санкт-Петербург

Все здесь было чужим: и улицы, и климат – сырой, даже летом холодный, – и люди. Все торопятся, у всех заботы, спешат по делам, никого и ничего вокруг не видят. А чтобы остановиться и поговорить с незнакомым человеком – ни о чем, просто так, – это у них не принято. Снобы. И держатся, и разговаривают высокомерно, смотрят недоверчиво, словно на паспортном контроле в аэропорту. Души у всех на замках, близко к себе не подпускают. Опасаются. И квартиры запирают на несколько замков, будто в каждой по слитку золота хранится. Даже матом ругаются как-то не привычно, слишком витиевато, так что не сразу сообразишь, что тебя обматерили. Культурная столица, ядрена макарона! Рядом с такими чувствуешь себя не в своей тарелке.

Раньше Юля считала себя вполне столичной девушкой – она выросла в Южно-Сахалинске! А Южно-Сахалинск – областной центр Сахалина и самый благоустроенный город острова и всей Курильской гряды. Остальные города на Сахалине и городами не назовешь – маленькие, обшарпанные, с заплатами на асфальте, старыми, никогда не видевшими ремонта домами, они словно замерли в прошлом веке.