Колдовской отведай плод (СИ)

— Мож-но е-хать помед-ой! — леннее? — спросила я, болтаясь как щепка на волнах во время шторма. — Я дол-жна сде-ай! — лать еще один вызо-о-в!

— Мы можем вообще остановиться, — рявкнул водитель, но так как я не возопила «стой!», хотя очень хотелось, то скорость все-таки немного сбросил. Быстроходка напоминала теперь не щепку в бурю, а лодку, попавшую в быстрое течение. Слегка мутило, однако мое тело уже не стремилось выбрасываться за борт.

Мама, должно быть, давно спит. Но я ведь обещала! Поэтому отлепила дрожащую руку от панели и нарисовала мамин код на поверхности лампы.

— Кто? — рявкнул мужской голос.

— Это Мира, — тоном «кто же еще» отозвалась я. — А ты кто такой?

— Чего? — взревел мужик. — Слышь, ты, Мира. Ты вообще соображаешь, сколько времени?

— Ну-у-у, — неопределенно протянула я, — при такой тряске… э-э-э… разве чего сообразишь?

— Так закончи тряску, а потом думай! — заорали еще громче. — Скажи там своему, пусть остановится!

Гвейн громко ответил «ни за что, иначе до утра не успеем».

Я покраснела.

— Я не злопамятный, — продолжал мужик, — но номерок твой в памяти все же сохраню. И даю слово разбудить в самый пикантный момент. Как ты меня сейчас.

Кажется, я промахнулась и неверно изобразила код. Еще бы, при такой-то тряске.

— Интересно, что делал этот мужик? — не скрывая ехидства, произнес Гвейнард. — То, что я подумал или еще более пикантное?

Я засопела, буркнула «конечно, спал, пошляк» и предприняла попытку номер два.

На этот раз голос был детским:

— Мама, мама, тут опять переговорные хулиганы балуются!

— Вот я сейчас этим хулиганам! — взревела женщина. — Разговаривай с ними, сыночек, держи связь, я сейчас стражу вызову.

Стражу я дожидаться не стала и, чтобы сыночек или его мама не запомнили номер, высветившийся на их аппарате, отключилась.

— Смотри, не вызови демона, — посоветовал Гвейнард. — Они, говорят, за любое беспокойство сворачивают шею, а уж если их разбудить…

— То что? — холодея, спросила я, в принципе зная, чем заканчиваются подобные вызовы.

— Вообще убьют, — спокойно закончил он. — Данни вчера как раз поведала пару любопытных историй. Рассказать? Нет? Тогда, может, перестанешь мучить лампу и дождешься, когда приедем?

— Но ведь я обещала. Вдруг мама не спит и переживает.

— Это которая мама?

— Первая и последняя, — со вздохом сказала я.

— То есть, ты жила в одной семье? Несмотря на пятисемейственность?

— Пятиотцовство, — поправила я. — Нет, я не жила в одной семье. Но в моем случае мама ноль-три стала мамой двенадцать-пятнадцать. Такое иногда разрешается в виде исключения.

…Наверное, все члены попечительского совета несказанно удивились, когда в кабинет ворвалась девочка лет двенадцати и с порога заявила, что сама желает выбрать родителей двенадцать-пятнадцать.

— Не положено, — оправившись от изумления, заявил лысый мужчина в черном сюртуке. — У нас огромное количество заявлений.

Девочка знала, что не положено. Но ей во что бы то ни стало нужно убедить этих чопорных людей.

— Моя мама ноль-три осталась одна, — сказала она, волнуясь.

— Тогда тем более не положено, — сказала тучная миста с тремя подбородками. — Одиноким не разрешается воспитывать детей. Пусть выйдет замуж.

— Она не может, — сказала девочка.

Мама никогда не выйдет замуж еще раз. Потому что никак не смирится с мыслью о гибели папы. Да ведь и нет никаких доказательств его смерти. Папа был испытателем машин-летунов. Конечно, профессия опасная, зато работа хорошо оплачивалась. Они мечтали купить новую квартиру и взять к себе Миру — уже после того, как ей исполнится пятнадцать и она сама сможет выбирать, с кем жить.

Девочка плакала, кричала, топала ногами. Ее вывели из здания совета, но назавтра она пришла опять. Потому что маме было очень плохо. Мира не знала, как мама проводит время на службе, но дома она ничем не занималась, ничего не ела. Просто сидела и смотрела в одну точку. Или в окно. Ждала, когда придет папа. Мира приходила к ней каждый день, убиралась, готовила, ставила рядом с мамой тарелку с едой, но та оставалась нетронутой.

Папа, молила девочка, папа, если ты жив, отзовись, пожалуйста. Я знаю, ты не пропал, ведь машину нашли, и даже не разбитую, вот только тебя в ней почему-то не оказалось. Почему? Где ты, папа? Потерял память? Живешь под другим именем? Нет, ты не мог покинуть нас вот так, запросто. Ты же всегда нас любил.

Ей пришлось собирать много документов. В летной части, где служил отец, в комиссии, занимавшейся делом об его исчезновении нужные справки хоть и со скрипом, но дали. Недолго же они его искали, думала Мира. Эх, если бы маго-взор помог его найти! Увы, Мира была бессильна. Единственное, что она могла, жить вместе с мамой, чтобы та не угасла окончательно.

Строгий совет велел, чтобы мама пришла и написала заявление. Мира буквально за ручку притащила ничего не понимающую женщину к строгим людям. Мама бессмысленно смотрела на них — кто это, зачем я здесь?

— Может, ее лучше поместить в лечебницу? — спросил кто-то.

— Нет! — закричала Мира. — Нет! Ее нельзя в лечебницу! Она там умрет! Папа вернется, а ее уже не будет! Тогда и он тоже умрет!