Колдовской пояс Всеслава

Дуняша обиженно отвернулась. «Не хочешь говорить, так и не надо, чего орать-то?» Дальше оба, насупленные, шли молча.

К полудню опять началась топь. Выбирая место посуше, вперед повела Евдокия. Чернявый так же угрюмо плелся позади. Узкая едва заметная тропка петляла промеж покрытых густой ряской застарелых луж, от них смрадно тянуло тухлой водой. Согнутые дугой осины и березы, точно кланяясь дядюшке болотцу, образовывали над головой шатер. Из-под ног шарахались потревоженные лягушки.

— Дай вперед выйду, — внезапно отодвинул Дуню Юрко.

Девушка с удивлением заметила в его руках обнаженный меч. На солнышке сверкнул клинок. Чернявый внимательно вглядывался в густой кустарник, раскинувшийся прямо на дороге.

— Ты чего? — удивилась Дуняша.

— За спиной держись, — коротко рявкнул воин.

— Углядел таки, пес! — раздался хриплый мужской голос, на тропу вышел огромный сутулый человек с топором в руках, спутанные засаленные волосы падали на лицо. Упырь?! Обликом он действительно напоминал покойного Молчана, не мудрено было перепутать в темноте. Но теперь при свете дня Дуня сразу признала, кто на самом деле перед ними. Это был Некрас, ее несостоявшийся жених. Покручивая топорище, он злобно смотрел через плечо Юрко на Евдокию.

— Что, блудница вавилонская, думала — сбежишь? Вернемся, сапоги мне за то вылизывать станешь.

— Как бы самому вылизывать не пришлось, прочь пошел, — Юрий шагнул к неприятелю.

— Баба моя, я с Кривко сговорился, а ты проваливай, коли жить охота.

— Евдокия Яковлевна за тебя смердящего не пожелала, — Юрко сделал еще шаг.

Некрас недобро хохотнул, резко отскочил в строну, и на чернявого откуда-то сверху упала рыбацкая сеть. Тут же тяжелый сапог опрокинул его наземь и воздух рассек топор. Дуня истошно завизжала. Но Юрко каким-то невероятным усилием отпрянул в сторону. Некрас занес топор еще раз.

— Не трогай его! Пощади! Я пойду с тобой! Пойду! — кинулась к нему Евдокия.

— Отстань, б…, — как щепку отшвырнул ее здоровяк. Она упала, ломая кусты.

А топор все взмывал и взмывал в воздухе. Юрко крутился как уж, уворачиваясь от сыпавшихся на него ударов, разрезать сеть у него не было времени.

Дуня быстро вскочила на ноги, схватила котелок и, что есть мочи, сзади ударила Некраса по голове: не так, как когда-то в козлятнике стукнула Кривко, чтобы только проучить, а со всей силы, на которую была способна, а может даже и не была способна до этого момента. Враг пошатнулся, но не упал. Он медленно повернулся к девушке. Испуганные глаза Евдокии встретились с почерневшим от ярости мужским взглядом. «Пусть убьет, лучше сразу».

Но изо рта Некраса брызнула кровь, топор выпал из рук. Это Юрко сквозь щель сделал выпад мечом, и проткнул недруга насквозь. Здоровяк зашипел и повалился на траву. Чернявый сильным взмахом разрезал, наконец, сеть и освободился. Готовясь к новому броску, он выставил клинок вперед, но противник не двигался, Некрас был мертв.

Дуня застыла соляным столбом, прижимая к груди сплющенный котелок: «Еще один из-за меня сгинул».

— Дуняш, ты цела? — погладил ее по плечу Юрко.

— Похоронить его надо, — засуетилась Евдокия, — крест поставить, как положено.

— Да какое похоронить…

— Верно, лопаты нет. Да и отпеть его в церкви нужно, без исповеди скончался. Веток нарубим, волокуши сделаем да до ближайшей церкви оттащим.

— Какие волокуши, удирать нужно! Ты ж завизжала как иерихонская труба, на сотню верст было слышно, — Юрий потянул Дуню за рукав, — пошли.

— Не пойду я! — огрызнулась Евдокия. — Из-за меня отошел, погрести надобно.

Она, размазывая кулаком по щекам слезы, спешно собирала в узел вывалившиеся из котла вещи. Туес с утиным жиром остался цел, и даже не открылся, а вот соль рассыпалась в траву, мешочек с крупой прохудился. Подобрав все, что было возможно, Дуня ухватилась за топор, рубить жерди на волокушу.

— Готова, пошли? — опять попытался увести ее Юрко.

— Сказано, не пойду!

— Здорова-то покрикивать. Беда с этими дочками дьяков, — вздохнул чернявый, поднял ее узелок, потом резким движением, ухватив девушку за ноги, перекинул через плечо и понес прочь от распластавшегося трупа.

— Пусти, поставь! — возмущалась Дуня, лупя его по спине тем, что осталось от котелка. Но Юрко, не обращая внимание, нес ее все дальше и дальше.

— Мы болото с одной стороны обошли, а Истома со своими татями с другой. Здесь дороги сужаются. Они недалече могут оказаться, — словно малому дитяте ворковал чернявый, — а мы шум подняли. Удирать нужно. Коли нас поймают, так мы твоему женишку мертвому позавидуем. Али ты под каждым из них полежать хочешь?

— Не хочу, — угрюмо ответила Евдокия, — поставь, сама пойду.

Юрий бережно опустил ее на землю:

— Вот и ладно, идем.

Дуня шла, роняя слезы и поглаживая котел.

— Ну, будет тебе, Дуняшь, так ему злыдню и надо было, али ты из-за котла переживаешь? Так я тебе на торгу новый куплю.

— Не надо мне нового, это ж память о бабушке, — всхлипнула Дуня.

— Чего ж ты котелком замахивалась, коли у тебя топор под рукой был?

— Да как живого человека топором-то ударить?

— Вон твоя сродница как-то же ведуна тюкнула, — Юрко поддел ногой большой мухомор.