Колдовской пояс Всеслава

— Да ты чуешь чего? Ведаешь что дальше будет? — Дуня замерла в объятьях мужа, голубые глаза привычно встретились с карими. — Это ты ведун половецкий, и без кушака того треклятого, людей насквозь видишь, точно грамотицу читаешь.

— Скажешь тоже — ведун, — хмыкнул Юрий. — Был бы ведуном, — он склонился к самому уху жены, — сразу бы приметил, что ты мне тогда под Полоцком не тот пояс подсунула, да лопух в очах твоих девичьих утонул, так и не углядел.

Дуня охнула и попыталась вскочить с мужских колен, но крепкие руки усадили ее на место.

— Вот ведь, коза какая, два десятка лет вместе прожили, детей шестерых нарожали, я у князя милость заслужил, боярыней ее сделал, в Корчу эту болотную подарки родне ее недостойной отсылал, могилки наказывал прибрать, все для нее делал, а она, дочь дьяка церковного, так ведь и не призналась, — Юрий сурово сдвинул брови, но глаза смеялись. — Это ж как?

— Да я про то и думать позабыла, — замялась Евдокия. — А как ты, ладушка, догадался? — она виновато стала ласкаться к мужу.

— Ишь ты, ладушкой сразу стал. Простотой деревенской прикинулась да давай свою работу вместо пояса ведовского подсовывать. Мною-то добытый куда девала? Сожгла?

— Сожгла, — потупив очи, созналась жена. — Да как было не сжечь? Время шло, ты за поясом не являлся, а на меня беды одна за другой наваливаться стали. Вот я и решила, что Бог меня за ведовство наказывает, я нитки какие надо на базаре в Полоцке купила, тайком точно такой же пояс соткала, а бесовскую вещицу в костер кинула. И вот, не по

И вот, не поверишь, на следующий день муж помер, а через три дня и ты за мной явился. Ну, ты то не знал еще, что за мной, да и я не знала… А как ты догадался? — опять робко прошептала она.

— В Торопце пред князем Мстиславом на колени падала? Падала. Божилась, что ничего не везем? Божилась, распятьем себя осеняла. А станет дочь дьяка церковного богобоязненная божиться, ежели колдовское прячет? Верно, не станет, грех ведь большой. Стало быть, что? — Юрий хитро прищурился. — Правильно, обвела меня коза моя вокруг пальца, — он слегка ущипнул ее пониже спины. — Я при свете дня тайком сверточек развернул да стал смотреть, а пояс-то новый.

— Отчего ж ты меня бранить не стал, а смолчал? — Евдокия коснулась губами грубой мужской щеки.

— А чего ж бранить без толку, коли поворотить ничего нельзя. Сам виноват, не являлся долго. Да и ссориться с тобой не с руки было после такой-то ночи жаркой, еще хотелось. Вот и смолчал. Решил, я не разобрал, так и другие проглотят, главное донести.

— Ну, все же мне совестно было, что я княгиню обманывала, но признаться я не могла, она в силу древнюю так верила, — Дуня разволновалась, перед глазами стояло лицо добродушной Марии.

— Так и Мстислав верит, Удатным себя кличет, мнит небось, что пояс его ведовской с Калки домой принес. А это подлость и трусость его спасли, а не пояс твой, — Юрий стал мрачным. — Столько людей погубил, а они спастись бы смогли[77].

— Так, бают, проиграли же битву. Вы не успели с подмогой подойти, бродники предали, половцы дрогнули. Вот все бедой и оборотилось. А Мстислав удачлив, так и сумел убежать, а другие князья не успели, вот их поганые и похватали.

— А не бают там, что он, спасаясь, на Днепре от страха велел все лодьи оттолкнуть от берега, чтобы поганые в них не сели да его не догнали? А на этих лодьях православные вои могли бы спастись, а так их, как кур, у берега переловили.

— Я того не знала, — Дуня зябко повела плечами.

— За колдовство кровью платить нужно.

— Так пояс же мой не настоящий!

— Каждому по вере его. Ярослав Всеволодович вот тоже верит, что пояс Всеслава Чародея на себе носит. Как Василько нашего женили, на пиру князь Ярослав потешался надо мной, мол, баба твоя тебя обхитрила. И давай мне во хмелю сказывать. Когда-то давно явился к нему в Торжок человек один да вещицу занятную принес — пояс князя Полоцкого. «Откуда у тебя это?» — спросил Ярослав, а тот ему и отвечает: «Сестра моя — жена Юрки Половчанина у мужа пояс выкрала да мне, любимому братцу, передала. Побожиться могу, что пояс тот!» Рассказал мне это князюшка и ну хохотать. А я гляжу — а на нем кушак твой свадебный, сам ведь на торгу ярославском выбирал. Вот и выходит — был один пояс ведовской, а теперь два по Руси гуляют. Еще увидишь, Ярослав у нас в великих князьях ходить станет.

Дуня крепко прижалась к Юрию:

— Не сердишься на меня?

— Нет, коза моя. А знаешь, байка есть, что когда ведуньи соткали пояс чародейский, то вначале принесли его жене Всеслава, а она, как ты вот, чародейства чуралась, взяла да и в огонь ведовскую вещицу кинула, а сама новый пояс соткала и на иконе Параскевы Пятницы намолила и любовь в него свою вложила крепкую, чтобы мужа родимого выручить.

— Выходит, я любовь сожгла? — ужаснулась Дуня.

— Да нешто любовь сжечь можно? Не горит она. Гляди, наша-то заснула.

В люльке мирно дремала их ненаглядная Параскева.

— Скажи, — Евдокия тревожно заглянула в карие очи, — а наш Дмитр тоже погибнет скоро… как князь? — голос сорвался.

— До ста лет проживет баловник твой.