Колдовской ребенок. Дочь Гумилева

Вдруг захотелось в школу. В гадкую надоевшую школу с противными учителями. Позавчера она так и не успела поменяться с Татой Петровой старыми картинками из Эйнемской конфетной серии про ХХ век. У Лены имелось две одинаковых – с господами и дамами, летящими в ресторане, подвешенном к большому дирижаблю. Зато недоставало зимней Красной площади с аэросанями. Теперь таких хороших картинок не печатают. Надобно было сразу меняться. Ну-ка до осени Тата успеет потерять свой дубликат? А Митя обещал принести книжку Френсис Бернет про мальчика – тайного принца. Который как все дети ходит в школу и даже не подозревает, что его папа – король в изгнании. И о себе не знает до поры, что он принц. Старая книжка, конечно, новых книг Бернет не бывает. Вне сомнения, книжка эта со старыми буквами, но читать их Лене нравится.

Одним словом, школа, как всегда все запретное, вдруг, словно жестянка с монпансье, начала переливаться всяческими соблазнительными возможностями. И хорошо бы понять все же, в чем было дело? Может статься, другие ученики сегодня уже узнали?

– Проходите, Марта Генриховна, – донесся из коридора голос деда. – Вот сюда, прошу.

Ох! Заведующая учебной частью! А она между тем не умыта и не одета в половине одиннадцатого! В ванную уже не проскочить, это мимо дедушкиной двери, но хоть бы одеться поскорей!

Один чулок так и остался с вечера прицеплен к лифчику, но где же другой? Вот он, почему-то на кукле – Царевне Будур. Искать свежих чулок некогда. А где блузка?

Лене сделалось неприятно и тревожно. Теперь ей больше не хотелось в школу. Ей хотелось, чтобы Марта Генриховна поскорее ушла.

* * *

– Я знаю, Николай Александрович, почему вы не отпустили Елену сегодня в школу, – устало произнесла заведующая, опускаясь в предложенные кресла. Вид этой немолодой дамы в твидовом костюме цвета «лондонского дыма», по крайности не раздражал зрительного нерва. Педагог старой формации, с прямой спиной, в перчатках. На собранных в узел полуседых волосах не шляпка, но неуловимо напоминающий шляпку черненький берет. – Не знаю, но, во всяком случае, догадываюсь. Не хотелось бы услышать выдумок, будто ученица больна.

– Моя внучка здорова, сударыня, – нажимом ответил Энгельгардт. – И ее здоровье для меня драгоценно. В школу девочка пойдет к началу учебного года. И то только в том случае, если этого… создания не будет к осени в классе. В противном случае мы переведем ее в другую школу. И уж я сумею обосновать необходимость подобного перевода, поверьте. Не думаю, что школа в сем заинтересована.

– Не нападайте, Николай Александрович. Конечно, мы не хотели бы шума. Само собой разумеется, что ученика отправили на медицинское обследование. В школу он вернется только после лечения. Как раз лето. Приборы в столовой и гигиенические помещения вчера дезинфицировали. Так что в школе сейчас все в полном порядке. Зачем подобная демонстративность? Ведь ребенок не виноват… Поймите… – В голосе проскользнули доверительные интонации. – Тут трагедия семьи. Мать, бедняжка… Была так молода, увлеченная, убежденная. Была помощницей Александры Михайловны Коллонтай. Сейчас от этого отходят, но тогда было веяние. Все эти теории «стакана воды».

– Парады голых баб, – Энгельгардт сощурился. – И вы меня хотите уверить, что ребенок не виноват? Кто, кроме детей, в ответе за грехи родительские?

– Грехи… Сейчас этого понятия нет. – Заведующая как-то криво усмехнулась.

– Для кого как.

– Вы верующий, Николай Александрович? – Взгляд пожилой женщины скользнул по иконе Богоматери Умягчения Злых Сердец. – Сейчас не модно в таком признаваться.

– Полноте. Прихожане каждой церкви наперечет. Кому надобно, тот вполне осведомлен о моих религиозных обстоятельствах, уверяю вас. Мне скрывать нечего, ибо в том нет смысла.

– Я сказала бы вам, что посещение членами семьи церкви может обернуться для девочки худшей опасностью, нежели достаточно слабая опасность заразы. Но вы, я подозреваю, сами отдаете себе отчет.

– Зато в церкви дитя не услышит о постыдных вещах. – Энгельгардт был, казалось, настроен по-прежнему грозно. – Ваша коллега повела себя непрофессионально. Какая гадость – паниковать, не держать себя в руках! Вы задумались над тем, сколько толков и предположений после этого возникло в классе? И ведь всегда находится хоть один порченный, который рад остальным объяснить, что случилось. Уверяю вас, дети только о том и говорят сейчас. И вы полагаете, что в подобную атмосферу я пущу свою внучку? Нет уж, пусть за лето все об этом инциденте забудут. И необходимо, чтобы о нем ничего не напоминало. Никто не напоминал. Если понадобится, мы объединим усилия с другими родителями.

– Вы так уверены в своих силах, Николай Александрович? – Понуждаемая какой-то своей необходимостью, учительница перешла в атаку.

– Чтобы защитить внучку, их достанет.