— Брага. Не, хорошая брага, слабенькая. Я ее Афанасу в уплату за сено отдал. У него уже года как коровы нет, а привычка заготавливаться сено осталась, вот и меняюсь я с ним время от времени. Деньги давать нельзя он тогда на «Точку» бежит и берет пойло, от которого потом люди слепнут, или того ку-ку. А так бражки попьет чуть-чуть и спать.
— Понятно, — только и сказал я.
— Понятно ему, — не пойми с чего заворчал Федор, — Вот ты думаешь, мы тут в деревне все дурочки да простачки? Все у нас понятно и просто? А нет.
— А как? — проявил я не нужное любопытство.
— Как же тебе объяснить, чтобы ты понял. Нас тут свой микроклимат, свои интересы и свои развлечения. А вы из своего города все лезете к нам со своим высокомерием, мол, живем не так и делает не то. Не желая понимать, что нам и так хорошо. Да молодым дорога в новый мир в города, там вся жизнь. Вот они и еду. Но это не значит, что, возвращаясь назад, нужно привозить город в деревню. Зачем загрязнять то, чего и так почти не осталось.
— Так вы деградируете, — вклинил я слово в его монолог.
— С чего это? У нас тут есть все то же самое, что и у городских, телефоны интернет. Чуть хуже, но есть. Кроме разве что такого обилия развлечений. Но у нас свои радости. Город живет ночью, а деревня днем, а в ночи разве может быть что-то хорошее?
— Сам говоришь за городом будущие, — я едва ухватывал логику его повествования.
— Тьфу, на тебя, — весело засмеялся он, — дурак, что наш Васютка. Город не создает, город забирает. Создают заводы, фабрики научные институты. А где они находятся? Правильно. В промзонах на отшибах. Тьфу, на тебя еще раз я ему про лапти, а он мне про гусей. Город — это мироустройство, а не…, - он резко замолчал, выдохнул и умолк. Похоже, его мироустройство еще не до конца сформировалась в словесной форме. Нужно больше практики.
А ведь он романтик, влюблённый в сельскую жизнь, и не желающей пускать в нее ни толики городской суеты. Борец с ветряными мельницами. Село в привычном понимании умирает, давая жизнь чему-то новому более наглому и дерзкому как все молодое. И только из-за таких, как Федя этого еще не случилось, архаика, но, черт побери, кто сказал, что они не имеют права на жизнь и счастье.
Домой к себе Федя звать не стал, сказал: жена заругает, да и дети скоро спать пойдут. Разместились мы в летние кухни. Вполне себе удобно, возле хорошо протопленной печки, где ранее жена Феди варила картошку поросятам. Сидели за добротным чисто убранным столом, под звуки старенького радиоприемника, что время от времени шипел помехами. Табуретки, правда жестковаты, но это мелочи. Неспешно разложили продукты, поставили бутылку водки. Мы собирались выпить, а не нажраться, как последнее время поступает большинство. Разлили по рюмкам.
— Чтобы прижилось, — сказал Федор, выпил.
Я последовал его примеру, водка скользнула в глотку, бухнулась в желудок, и начала ворочаться, ища выход наружу. Наверное, с лекарством не ужилось, но Травница про противопоказания ничего не говорила, отсюда вывод: можно пить. Глупость конечно, но что есть.
— Держись, если привьётся первая, то вторая зайдет лучше. Не закусывай все испортишь.
Я сморщился, поднёс кулак к носу и глубоко вдохнул. Прислушался к себе, вроде все нормально и водка удачно обосновалась в желудке. Федя одобрительно хмкнул и завел разговор не о чем, про каких-то соседей и их дочку, что замуж рвется со страшной силой, не разбирая женихов. Про сломанные трактора, и возможную диверсию механиков, ибо им зарплату урезали. Говорил он резво, хлестко, при этом активно жестикулируя.
Допили водку неожиданно быстро, закуски убавилось лишь на треть. И душа требовала продолжения.
— Я требую продолжения банкета, — спокойным тоном без особой надежды высказал я цитату из известного фильма.
— Без проблем. Желания клиента закон, — хмельным голосом сообщил Федя.
Собутыльник встал, надел кепку, к чему-то прислушался и полез за печь, в итоге достав дождики. Протянул мне. Шурша брезентом, быстро оделся, Федя же плотней застегнул болоневую куртку.
— Двинули, — отдал он короткое распоряжение, и вышел под промозглый дождь.
После тепла уютной кухоньки идти куда-либо не хотелось, но давать заднюю уже поздно. Шли по едва уловимой тропке, по полям и чужим садам, в сторону виднеющейся фермы. Продравшись через грязь, зашли в сарай, что был пристроен к свиноферме. Света засаленной лампочки едва хватало, чтобы оценить всю убогость обстановки, трухлявое сено по углам, посередине беспорядочной кучей свалены прогнившие доски. И мерзкий запах перегноя с навозом довершал картину.
— Ты не кривись, у девчонок хоть какой-то приработок. Да и самогон у них хороший не то, что эти спекулянты продает, с димедролом да дихлофосом, — неверно истолковал мою гримасу Федя.