Колдун

Айрин вспомнит, как воздух перестал поступать в легкие. И несколько первых секунд она просто пыталась вдохнуть.

Потом воздух хлынул внутрь. Холодный, колючий, горький от дыма, едкий от горя. И разом его стало слишком много.

Спустя много лет, слезы будут совсем другие. Те ели кожу, рвали горло, стеклянной крошкой резали глаза.

И та Айрин, которая опустится на колени перед могилами, тоже будет другой. Но пока счет времени будто бы остановился. Замерли лета, дни, мгновения.

Айрин уткнулась лицом брату в грудь. В пахнущую тюрьмой и помоями одежду, рядом с почерневшей от гангрены кистью. Ее колотило. Больно было дышать, невыносимо думать.

Он был жив. Еще минуту примерно.

И может быть, ей даже не примерещилось слово "сестрёнка"… едва слышное меж порванных губ.

Спустя много лет, Айрин будет вспоминать совсем другого Филиппа. Молодого и здорового, очень красивого и до смешного серьезного. Она коснется ладонью сначала одной могилы, потом другой и подождет, пока на обеих не распустятся цветы.

– Мертв? – тихо спросил менестрель у Хельма.

– Да. – Кивнул Оверкаллен. – Подними ее, мы слишком близко к стене.

– Хорошо.

Менестрель тихо подошел к девушке и обнял ту за плечи. Айрин попыталась вырваться, но Валья сильнее стиснул пальцы, вцепившись в кожух.

– Оставь меня!

– Айрин, пойдем. Надо уйти отсюда.

– Я его не оставлю.

– Конечно, не оставишь. Конечно, мы его заберем. Мы с тобой отойдем в стороночку, и Хельм заберет.

– Я сама!

– Нет, Айрин. Пусть Хельм.

Айрин встала.

– На три на коней. Раз, два…

Оверкаллен кивнул, Валья с Айрин рванули от стены, голубоватый в вечерней дымке щит засверкал в тех местах, где по нему лупили снаряды.

– Филипп! – вырвалось у девушки, когда она обнаружила чародея в седле одного.

– Потом! – рявкнул Хельм, хватая ее за рукав. – Потом заберем.

Под деревьями они придержали, отдышались. Колдуны, держащие щиты, стояли в ряд с сосредоточенными и отстраненными лицами. Ерекон смотрел на Лусор. В сивой бороде запутались льдинки.

– Папа! – метнулась Айрин к отцу. Тот молча обнял дочь, мотнул головой, выпроваживая Валью и Хельма.

Из палатки доносился мат – Косидар лечил Орма. Орали оба. Один от боли, другой от чувств.

Борец мало похожий на человека, с вытянувшейся челюстью и оскаленными клыками, наблюдал за ходящим из стороны в сторону Игже. Чернокнижник заканчивал очередную схему.

– Смена! – скомандовал кто-то. Рядом с держащими щит колдунами встали другие. Щит мигнул.

Айрин отошла от отца и слепо двинулась к сдавшим караул колдунам. Ничего не говоря, не узнавая знакомых, она пополнила резервы у одного за другим. После того как последний чародей отошел, девушка устало опустилась на снег и потеряла сознание.

Валья, заметивший ее падение первым, отнес Айрин в лагерь, уложил около огня и сел рядом. Впервые в жизни ему совсем не хотелось петь. Он тупо баюкал в руках зачехленную лютню и только, когда мимо пронесли мертвого, незнакомого ему колдуна, поднял голову.

– Выпей. – Хельм протянул ему баклагу с вином.

Валья выпил. Из палатки Косидара выбрался Орм, весь перекошенный от боли.

– Ну? – спросил он.

– Нет. – Ответил ему Валья.

Орм выругался, выпил, лег рядом с Айрин и почти сразу захрапел – зелье Косидара действовало быстро.

В другой части лагеря Ерекон подошел к Хорхе и Велемиру и тихо произнес:

– Завтра атакуем в полную силу. Раскатаем по камушку.

– Нам их не взять. – Хорхе накручивал ус на палец.

– Скажи ему. – Велел Ерекон Велемиру.

– Оппозиция на нашей стороне.

– С чего ты взял?

– Просто знаю. – Соврал чародей. Хорхе видел, что тот врет. И пусть Велемир опустил глаза, скрывая что-то, понял главное – у Майорина получилось. Оппозиция услышала предложение и его приняла.

Велемир вернулся в шатер воеводы, протянул руки к костру, из-за заклинания, вытягивающего дым наружу, над костром стоял серый черный клубящийся столб.

– Как ты?

– Ничего. – Химера сидела, завернувшись в одеяло, но даже под толстым сукном видно было выступающие крылья. – Пап… – Наля замолкла, а потом скороговоркой произнесла. – Пап, ты меня теперь ненавидишь?

– За что, дочка?

– Я… больше не человек…

– А ты себя ненавидишь? – спросил Велимир.

– Нет. Я привыкла.

– Вот и я привыкну. – Чародей устроился на топчане, и прикрыл глаза. Наля сидела, обняв колени, по привычке она расправила крылья и укрыла ими плечи. В тюрьме одеял не было.

Когда человеку приснился кошмар, первое желание при пробуждении – ощутить, что реальность намного лучше. Убедиться в этом. Удостовериться.

Чтобы глубинные страхи или воспоминания уползли в толщу подсознания и оставили в покое.

Но сегодня воспоминания смешались со страхами, слились в единый ужас. Айрин не подскочила, не закричала, просто распахнула глаза и часто задышала, будто весь сон у нее не было такой возможности. Справа спал Орм, слева Валья. Оба слегка похрапывали. Длинный лежак на десять человек с одной стороны укрывал от ветра и осадков навес, с другой горел костер. У огня, тихо переговариваясь, сидела ночная смена. В темноте поблескивал щит.

Айрин села, осторожно, чтобы не потревожить соседей, выбралась из-под одеял, сразу ощутив резкий здешний мороз.