Колдуны

Том отступает назад, от нервозности у него появляется желание отлить, будто он только что увидел двух хулиганов, болтающихся без дела у школьных ворот, через которые он должен пройти.

* * *

Когда Том входит на кухню, щенок жалобно визжит. Пес превратился теперь в затихший черный комок, неподвижно лежащий в корзине. Несъеденный корм засыхает в собачьей миске.

Кроткий взгляд щенка умоляюще смотрит на хозяина. Том садится на корточки и гладит Арчи по голове.

– Немного не в себе, малыш? Или просто сочувствуешь, что я в этой конуре? – Том треплет Арчи за уши, а пес снова облизывается. – Повредил себе пасть? Я попозже посмотрю. Но сегодня станет полегче, приятель.

На заднем дворе, на краю патио, Том опускается на колени и осматривает отвратительных подданных своего недавно завоеванного королевства. Дотрагивается пальцами до побегов вьюнка, который обвивает копну бирючины, его стебли тянутся от опушки леса.

Грейси любит эти соцветия в форме горнов, раскрытые будто бы для музыки, словно сто граммофонных раструбов, растущих вдоль края их сада. В первый день, когда дочку выпустили во двор с Арчи, она бросилась к этим цветам. Но сегодня они напоминают саваны призраков, скрывающие высохшие пестики. Цветы увяли сами по себе и выглядят раскисшей под дождем бумагой.

Том пытается вспомнить, когда в последний раз видел вьюнок не таким, как сейчас. Не мертвым. Вчера? Нет, вчера он сюда не смотрел, но последние несколько дней растение точно не было в таком плачевном состоянии.

Гибель лисьих перчаток, как иногда называют наперстянку, тяжелым грузом ложится на его сердце. «Шляпки фей», – говорила про них Грейси. Персонажи одной из ее книг носят похожую одежду. Кусты в тени развалившейся изгороди стали выше, чем раньше, и приобрели инопланетную эстетику: гроздья обращенных вниз громкоговорителей неземного ярко-фиолетового цвета. Флора с обложек старых научно-фантастических книг в мягком переплете, что были у отца Тома. Система оповещения Марса. Но теперь все цветки увяли и приобрели темно-винный оттенок, некоторые чернеют гангреной, побеги трещат, будто стебли кукурузы после библейского мора. Их считают сорняками, но только не Грейси. Она оплетала ими ошейник Арчи. А сам Том с Фионой смотрели из окон и смеялись над своим «сумасшедшим псом-хиппи», прыгавшим по травам за их дочкой. Всего несколько дней назад.

Белый как снег клевер недавно тоже обосновался на этой лужайке – клочке земли, заново ожившем после долгих лет забвения. Но теперь кремовые цветы засохли и побурели, словно сожженные дотла ядерной вспышкой. Цветки похожи на хлынувших из города беженцев, которых настиг и поглотил жар звезды.

У основания разрушенного забора недавно расцвели ярко-желтые стада трилистника птичьей лапки. Словно в сюжете романтической акварели, цветы оживили руины. И тоже были уничтожены, будто присыпанные липким и шипящим дефолиантом[4].

Том шарит в буйной траве, ищет выживших. Но все его цветы поникли, закрылись и сморщились.

Настойчивое жужжание мух привлекает его к яблоням. Том подозревает, что эти три дерева когда-то были частью фруктового сада, над которым выросли дома на окраине деревни.

Когда он подходит ближе, молодые, незрелые яблоки кажутся болезненно-темными, уже не зелеными, бока у них неровные. Держа яблоко на ладони, как фермер перед зимой, которая будет блеклой от голода и нужды, Том поворачивает сморщенный, размякший трупик яблока. Над деревьями жадно кружат мухи, собирая свою порцию сидра с привкусом кровоподтеков. Том отмахивается от одной, пролетевшей прямо возле лица.

Его сад погиб в одночасье, полностью пораженный болезнью, которая распространилась за сутки или того меньше. Невозможное дело.

В конце лужайки, где соседи сломали забор, брешь теперь напоминает место проникновения армии захватчиков, которая стремительно налетела и так же стремительно отступила. Нарядные декоративные деревья обозначают вторую границу собственности, выглядывая из-за покосившегося забора. Там, где он все еще стоит. Симметричный ряд деревьев, которые позируют, как самодовольные рыцари – они только что атаковали его седых крестьян, выжгли землю и гордо пустились галопом домой, в царство шика и света.

Ничто из того, что можно разглядеть в соседском саду, не тронуто этой гнилью. Нет, он просто светится; небесная аура, видимая из пролетающего самолета.

Оттуда доносится гул триммера «Флаймо». Щелк, щелк – садовые ножницы лениво подрезают зелень за шатким забором возле патио. Соседи снова занимаются садоводством. Что еще им делать?

В воображении Тома быстро вспыхивает и гаснет подозрение, что старики выбрались из дома только потому, что он в своем саду. Они лишь притворяются занятыми. Это игра, уловка, прикрытие, а на самом деле им хочется увидеть его реакцию на мертвый сад.

«Это они сделали? Но как?»