Он настолько громкий и чистый, что Том не удивился бы, обнаружив себя лежащим в стремительном потоке. В отчаянии он оглядывается по сторонам, но никакого ручья нет. И все же серебристая, журчащая песня воды льется без остановки, овевает его лицо и убегает в темноту, которая душит едва видимую Тому землю.
И вновь проклятая память доводит его страх до паники. Тот же звук сопровождал его недавний сон. Уж не перенес ли он мелодию подземной воды из ночных видений в этот лес? А может, это звук фонтана или родника стараниями отвратительных Мутов превратился в целый водопад? Может, здесь спрятаны динамики, чтобы транслировать шум воды в лес?
«Да. У них должна быть запись, которую они включают, когда… вытворяют все это. Наверняка».
Голос «свиньи» становится ниже, пока не достигает уровня, который, как подозревает Том, является нечеловеческим. Ее слова превращаются в ворчание.
– В зале подземном я видела свинью.
Голос зайца срывается на фальцет, на звериный визг:
– Мы накормили свинью!
Затем обе фигуры с идеальной синхронностью приседают к земле, будто разыгрывая какое-то гротескное представление.
Как? Как два помешанных на садоводстве чудака стали настолько невменяемыми?
В мерцании неяркого света, дополняя вокальные эффекты, особенности физических обличий Мутов снова меняются. Невероятно, но позы соседей приобретают еще более звериный характер. Пестрая фигура Маги, неясная и скрытая черными тенями, покоится на жилистых, но мощных задних лапах, напоминая вставшего вертикально зайца. Изображая костлявые передние лапы, его руки свисают перед торсом, приобретя длину, которой раньше у них не было. Даже его нос принюхивается, будто посреди прыжков по засеянным полям Маги уловил запах охотящейся лисы.
Свиное хрюканье заставляет Тома перевести испуганный взгляд на миссис Мут. Она, или оно, теперь стоит, опустив лицо к земле перед алтарем, и с отвращением нюхает пятна, которые натекли с жертвы. А затем со скоростью, невозможной для любого человека, кроме опытного танцора, к тому же куда более молодого, чем миссис Мут, свиноподобное существо устремляется вперед. Передвигаясь на сжатых кулаках и подушечках стоп, гротескная фигура с кряхтением несется к холму. Там, на вершине, подняв к небу облезлую голову, уже сидит заяц, безвольно свесив передние лапы.
«Невозможно». Это иллюзия, не мог заяц так быстро переместиться от подножия. Столь же невероятно то, что его живот теперь покрыт шерстью. Всего несколько мгновений назад на бледной краске не было и следа щетины, торс у Маги был гладким.
Заяц закидывает голову и издает новый вопль, от которого у Тома слабеют конечности, ему едва удается удержать их вместе. Крик не был похож на то, что способны издавать человеческие голосовые связки. Несчастный, но при этом отчаянно яростный. Визг злобного горя.
С куда большим шумом, чем ему хотелось бы, Том пятится прочь, опасаясь за свой разум. Зацепившись ногами за кустарник, он теряет равновесие, затем выпрямляется и смотрит на рощу.
Заросли скрывают круг, алтарь, огонь, но Том все равно видит гораздо больше, чем хотел бы.
Потрепанные силуэты свиньи и зайца теперь стоят бок о бок на вершине холма. Их позы неловкие и неестественные, словно у четвероногих зверей, обученных стоять на задних лапах в подражание людям.
Они слишком далеко, чтобы можно было точно определить, что заметили глаза зайца. Но пасть свиной маски, сквозь которую миссис Мут, должно быть, смотрит, обращена к кустарнику, где сейчас барахтается Том. Чувствуя себя таким же бессильным и бестолковым, как потерявшийся ребенок, он замирает в нерешительности достаточно долго, чтобы успеть увидеть, как заяц и свинья опускаются на четвереньки.
Одновременно и беззвучно две белесые фигуры ползут вперед. Спускаются по склону и исчезают из виду. Но их направление вызывает у Тома безмолвный крик тревоги.
Дрожащими руками он пытается нащупать выключатель фонарика, теряет равновесие, шатается, а затем пьяно кружит на месте. С тем же успехом Том мог бы топтать ботинками пузырчатую пленку.
Краем глаза он выхватывает движение в полумраке – вертикальный прыжок зайца, уши которого развеваются, как натянутые на проволочный каркас тряпки. И, словно умея летать, длинное тело темной полосой исчезает под пологом этой нереальной ночи. Среди верхних ярусов черных ветвей с шорохом собирается похожая на веретено фигура.
Внизу же скоро появляются решительный топот и царапанье. Припав к земле, к границе рощи невидимо приближается свиноподобный зверь. Тишину затаившей дыхание ночи нарушает пронзительный скулеж, от которого тают остатки самообладания Тома. В нескольких футах раздается визг, почти напоминающий речь, а затем голодное хрюканье. У самых ног Тома из кустов вырывается зверь.
Том срывается с места.
Вдоль тропы. Налево, направо, прямо, слабый свет фонарика выхватывает кривые ветки и зазубренные листья. Полные шепотков колодцы тьмы между ветвями, толстые стволы, плетущиеся растения – все они стараются поглотить свет.