– Ты не пойдешь туда.
В кои-то веки дочка не спорит.
Фиона снова пристально вглядывается в сад, где Том огибает яму, двигаясь задом наперед. Его губы шевелятся, произнося то, чего она не может услышать. Том читает с зажатого в грязных пальцах листка бумаги.
После третьего круга он опускается на землю. Ложится над дырой лицом вниз, его раскинутые конечности образуют звезду.
Пока Том неподвижно лежит, Фиона замечает в углах дальней части сада два деревянных креста. Они напоминают метки, установленные глубоко в пограничных могилах, и расположены выше распятия на месте упокоения их мертвого щенка.
Фиона слышит, как Том выходит из темноты и отряхивает ботинки. Заднюю дверь приходится закрывать с усилием – дерево разбухло. Нужно стукнуть три раза, и третий должен быть достаточно сильным, но не настолько, чтобы вылетело хлипкое стекло. Как и со многими другими особенностями дома, их поведение сдерживают небольшие компромиссы. Есть половицы, на которые нельзя наступать; окна, слишком тугие, чтобы их открывать; поверхности, которые не выдержат большого веса; шкафы, в которые нельзя заглядывать – если только не для проверки мышеловок – из-за черной плесени, которая растет внутри. Есть острые края; занозы; емкости под подтекающими вздутиями; разбухшие пористые панели, сквозь которые можно просунуть палец; навес крыльца, под который они ныряют в надежде, что он не обрушится на головы. Сейчас Фиона безоговорочно презирает этот дом.
Она стоит спиной к Тому, нарезает на доске бутерброды для завтрашних обедов. Ей тяжело даже смотреть на мужа. Ведь так много нужно сказать. Слишком много. Слова застряли, будто толпа бормочущих людей, которые пытаются одновременно протиснуться в узкую щель, отдельные крики образуют крещендо, и ничего нельзя разобрать.
Но когда Том пытается проскользнуть за ее спиной, чтобы сбежать из комнаты, вымороженной молчанием и напряженной позой разгневанной жены, ей удается заговорить. Однако она не поворачивается к нему, поскольку не в силах выносить его вид. Пока что.
– На пару слов.
Шарканье его ног смолкает.
Фиона подходит к столу. Указывает на экран ноутбука, привлекая внимание Тома к новым уликам, которые обнаружила после того, как уложила Грейси спать; после того, как искупала ее в двух дюймах тепловатой воды, которую выкашлял ржавый котел; после того, как накормила дочь очередной тарелкой консервированных спагетти, нервно разогретых на конфорке, наполнившей кухню черным дымом и запахом пластика. Плита нуждалась в замене, как и бойлер, часть крыши, многие оконные рамы, сантехника в ванной и на кухне.
– У нас перерасход. На тысячу.
– Я верну. Скоро. Когда-нибудь.
– Этого не было вчера!
Сейчас она смотрит прямо на Тома. И думает, что именно так он бы выглядел, расскажи она когда-нибудь ему об измене.
Запах плесени и старой ржавой стали усиливается в жуткой тишине, которая воцаряется между ними. Фиона трижды сглатывает, чтобы вновь обрести голос, прежде чем ее заткнет горе или задушит отчаяние. Она кивает в сторону сада.
– Все из-за этого? Из-за того, что ты закапывал? Из-за магических услуг?
Том таращится на свои растянутые носки и переминается с ноги на ногу. Прочищает горло.
– Я понимаю, как это выглядит. – Он поднимает глаза и застенчиво улыбается.
Фиона не может вспомнить, приводило ли ее до этого момента хоть что-нибудь в подобную ярость.
– Ты понятия не имеешь! – Непроизвольно мышцы ее лица напрягаются, готовясь к рыданиям. Она проводит пальцами по глазам и рычит, восстанавливая самообладание. – Что ты закопал в ямах?
Том раздраженно выдыхает, потому что знает, как будет воспринят его ответ.
– Освященные чаши. Послушай, я понимаю…
Фиона вскидывает руку, останавливая его. Снова откашливается.
– Я заглянула на его веб-сайт. Этого Блэквуда. Какой-то «ю-ху» пират, плывущий на корабле дерьма. А теперь ты, перерасходуя счет, платишь ему. За освященные чаши. Поправь меня, если я ошибаюсь, последние ты купил, чтобы снять с нашего дома проклятие, которое наложила пара безумных старых ублюдков-соседей?
На обшарпанную кухню возвращается еще более ощутимая тишина. Она кажется Фионе мертвой – последние мгновения существования, прежде чем таранные шары пробьют мягкие стены.
Том опускает голову, словно оказался перед существом, от взгляда на страшное лицо которого можно превратиться в камень. Глаза Фионы наполняются слезами, и стройная фигура мужа вместе с его грязной одеждой начинают расплываться.
– Я делаю это для нас, – говорит он. – Как ни трудно в это поверить, однажды ты поблагодаришь меня.
Фиона выходит из кухни. Она не может унять слезы. Ей хочется причинить ему настоящую боль. И себе тоже. Она хочет просто обрушить на них весь дом.
Обернувшись на пороге, Фиона накладывает собственное заклятие:
– Увижу еще что-нибудь подобное, и мы с Грейси уйдем. Я тебя брошу. Делай выбор. Повторять не стану.
41
– Черт. – Том отходит от дыры, которую проделал перед порогом двери черного хода. Присаживается на две доски, которые поднял ломом, и старается поймать равновесие. Прислушивается к дому, не раздадутся ли наверху шаги.
Ничего.