Колье Барбары

Доктор сдержал обещание, и я, благополучно загнав машину за полосатый шлагбаум госпиталя и припарковав её на всегда полупустой служебной стоянке, беспрепятственно поднялась к себе в палату. Странно, но никто не обратил абсолютно никакого внимания на то, что я отсутствовала в данном лечебном учреждении некоторое время. И пропустила массу лечебных процедур. И этого никто не заметил. Даже обидно. Дежурная медсестра Ольга поздоровалась со мной тоже как ни в чём ни бывало. На мой вопрос, спрашивал ли кто меня, она только неопределённо пожала худенькими плечами и сразу отвернулась к стеклянному медицинскому шкафчику, продолжая раскладывать свои таблетки. Из чего я сделала вывод, что всё обошлось как нельзя лучше и, зайдя к себе в палату, первым делом с полчаса отмокала под контрастным душем. Выйдя, я завалилась на кровать и принялась бездумно щелкать пультом телевизора. Примерно через полчаса мне это занятие наскучило, и я решила позвонить в Белоруссию Рудовичу. Справиться, так сказать, о новостях. Правда, и так было ясно, что судя по тому, что он мне все это время не звонил, новостей не было. Но в любом случае, если ничего не случилось, вечером следовало уже ожидать Суходольского с документами по Радзивиллам. Я собиралась серьёзно поработать с этими бумагами и, как говорится, костьми лечь, но колье разыскать.

Суходольский, недовольно ворча, ворвался в палату без стука без чего-то семь вечера. Продолжая без перерыва брюзжать на погоду, дорогу и сумасшедших тёток, которые вместо того, чтобы спокойно валяться в койке и смотреть телевизор, гоняют сотрудников почём зря. Я решила не принимать его ворчание на свой счёт и, подождав, пока он немного успокоится, спросила:

— Привёз?

— Привёз, — коротко ответил он и с видом раздражённого гуся бросил на стол знакомую картонную коробку.

— Спасибо, — в тон ему односложно поблагодарила я и всем своим видом показывая, что ему пора уходить, уселась за стол.

— Ростова, — видя такое дело, с негодованием спросил он, — ты даже чаем меня не напоишь с дороги?

— Чайник на подоконнике, чай в тумбочке, чашка и сахар на столе, — негостеприимно пробурчала я себе под нос. — И если тебя не затруднит, не греми посудой, ты мне мешаешь.

— Нет, вы только послушайте! Я ей мешаю, — воздел вверх руки Суходольский, вероятно таким образом призывая в свидетели высшие силы, — нет, вы только посмотрите на неё. Я за сутки проехал почти две тысячи километров, не спал, не ел, а только крутил баранку. И все эти невзгоды я терпел только лишь затем, чтобы выполнить её просьбу. А она вместо благодарности — «не греми, ты мне мешаешь».

— Ну, во-первых, — лично я тебя ни о чем таком не просила, — решила я поставить все точки над «i», — и выполнял ты не мою просьбу, а приказ вышестоящего начальства. Ведь так?

— А то, что я угробил на эту поездку свои законные выходные, это как?

— Генералу виднее, — пожала я плечами, — Суходольский, скажи прямо, что ты от меня хочешь услышать?

— Элементарное спасибо, — уселся он на диван с видом оскорблённой невинности, — хотя от тебя и этого не дождёшься.

— Спасибо, — тут же сказала я, — и если не хочешь чая, то поезжай домой. От твоих законных выходных, за которые ты так переживаешь, ещё целых полдня осталось.

— Ты что, меня выставляешь?

— Именно. Я тебя выгоняю. Если тебе будет угодно так воспринимать мою просьбу. Я просто хочу посидеть в тишине и подумать. А ты мне действительно мешаешь. Что в этом непонятного?

— А я думал, мы — друзья, — горестно вздохнул Суходольский, — ну, как знаешь, — встал он с дивана и вышел, громко хлопнув напоследок дверью.

— Ну и слава богу, — облегчённо вздохнула я и, вывалив содержимое коробки на стол, принялась сортировать документы.