Пока они двигались наверх к сгоревшему дому, Кузов всё время поглядывал туда, а также по сторонам, словно желая убедиться, что никого лишнего поблизости нет. Наконец на участке, скрытом отовсюду густой зеленью растений, он сказал:
– Кажется, здесь не видно.
– Чего не видно? – спросил Нырок.
– Как мы будем вскрывать заначку с побрякушками.
– Разве мы будем вскрывать её здесь, а не повезём Варе с бабулей? – удивился Нырок.
– А зачем нам делить куш ещё на две пасти?
Кузов встал, остановив коляску. За ним пришлось остановиться и Нырку.
– Шутишь? – поинтересовался Нырок.
– Я что, похож на шутника?
– Не всегда. Но насколько я понимаю, ты говоришь… будто не хочешь отдавать своей дочери и тёще их фамильные драгоценности?
– Дочери, тёще… – засмеялся Кузов. – У меня таких дочерей по стране – не сосчитать. Как ты сам бакланил: люблю хорошо поесть и весело провести время? А я за свою жизнь гастролировал немало.
Нырок посмотрел на Кузова и обнаружил, что лицо того разительным образом изменилось: глаза Кузова были прищурены, ноздри расширились, а сухие грязные щёки облегали плотно сжатые челюсти. Встретившись с таким человеком, его следовало бы остерегаться, а лучше – обходить стороной. Перемена во внешности произошла так внезапно, что Нырку понадобилось время, чтобы её осмыслить.
– Если у тебя по стране много родственников, почему ты оказался именно у этих? – спросил Нырок, когда происходящее для него более-менее прояснилось.
– У этих я отлёживался после очередной ходки, – не смущаясь, пояснил Кузов и ненадолго наклонился, отряхивая внизу штанину. – Сам понимаешь, без башлей, без реальных наводок – дело бодяга. А тут дочурка возьми да ляпни о семейных побрякушках, про которые она когда-то слышала. Я постарался расчухать, но она ничего не знала. А старуха может и знала, да молчала. Я в квартире всё обшмонал – не нашёл. Значит, думаю, надо их сдёрнуть с места, чтобы старуха заначку с собой поволокла. Придумал песню про переезд на юг, они и повелись на неё. Всё уже было на мази, как тут ты вынырнул, Нырок. Ну, я понял: ещё один волк нанюхал про нашу кассу. Ты ведь тоже из-за этих побрякушек сюда устроился, а? Прослышал от девчонки и решил скакнуть?
Кузов повернулся. Из его ладони, прежде невидимой собеседником, выползло металлическое жало заточки. Нырок отпустил коляску и сделал шаг назад: от сверкнувшего лезвия, а более от стального блеска прищуренных глаз Кузова ему стало не по себе.
– Вообще-то, я не из-за побрякушек, я из-за Вари, – произнёс Нырок.
– Из-за Вари? Это хорошо. – Кузов присел у массивного подлокотника коляски и принялся заточкой выколупывать из него заглушку. – Значит, по воровскому закону тебе чикса, баба, а мне – камешки, если они, конечно, здесь есть.
Заглушка, отскочив, полетела на сухую землю. Кузов заглянул внутрь открывшейся полости.
– Ну, что там? – вытянул шею Нырок.
– Кажется, не пусто, – просунул внутрь лезвие Кузов. – Только тебе-то какое дело?
Он пошевелил заточкой внутри подлокотника, потом просунул два пальца и извлёк на свет пенал – круглый деревянный пенал, какой носили в портфелях школьники много лет назад. Кузов отложил заточку в сторону, взялся руками за об конца пенала, подвигал, а затем потянул в разные стороны.
Пенал раскрылся, будто сломался пополам. На сухую, белую от жары придорожную пыль брызнул струйкой крови золотой браслет с алыми рубинами. Нырок и сидящий на корточках Кузов уставились на него так, словно кровавый браслет не выпал из пенала, а неизвестным способом просочился из-под земли.
Первым в себя пришёл Кузов.
– Не соврала старуха, – сказал он, облизывая губы, – не соврала!
Заглянув в одну половину пенала, а потом в другую, он глухо засмеялся:
– Не соврала старая! Век свободы не видать!
Осторожно поставив обе половины на землю, Кузов поднял браслет, и внимательно рассмотрев, опустил в ту часть, из которой он выпал.
– Куда ты зыркаешь? – спросил он Нырка, взгляд которого медленно передвинулся с пеналов к оставленной заточке.
Кузов дотянулся до неё.
– Отдай мне камни, – сказал Нырок.
– Камни? Я же тебе объяснил: по воровскому закону ты не имеешь на них права, ты не за ними сюда пришёл, а за бабой.
– Я… за ними, я пошутил.
– За ними?
– Да, за этими камнями.
– Точно?
– Точно. Варя рассказала мне про них ещё во время нашей первой встречи.
Кузов с удовольствием расхохотался.
– А я в это сразу врубился. Ишь, думаю, жиган-лимон вдруг за любовью нарисовался. Меня не наколешь! Но уже поздно, фраерок, – перестал смеяться Кузов, – ты слово сказал, а я шуток не понимаю.
Чуть опустив голову, Кузов принялся складывать разъединённые половины. Этого Нырку оказалось достаточно. В долю секунды бросившись на Кузова, он сбил его с корточек и повалил на землю. Части пенала, задетые в прыжке, полетели в стороны. На обочину дороги посыпались серьги, кулоны, кольца, которые вспыхивали и тут же гасли, вминаемые в пыль сцепившимися в борьбе телами.