Колесниковщина. Антикоммунистическое восстание воронежского крестьянства в 1920–1921 гг.

Тем временем советы и ревкомы Острогожского, Богучарского, Павловского уездов Воронежской губернии постепенно возвращались к своей прежней административной и хозяйственной работе. Восстановлению советской власти на местах во многом способствовали красноармейские военные подразделения, которые находились во многих крупных сёлах и слободах. Под прикрытием красных частей в мятежных воронежских волостях вновь появляются продотрядчики. Им в помощь передаются созданные при некоторых ревкомах отряды, состоящие в основном из совслужащих[260]. Для того, чтобы выполнить продразвёрстку на все 100 %, продармейцы и продагенты изымают у крестьян последние запасы хлеба. Некоторые представители продорганов присваивают часть реквизированного продовольствия на свои личные нужды. Действия продотрядчиков поддерживают местные совслужащие. Так, например, в ответ на просьбы крестьян слободы Шуриновки Богучарского уезда не отбирать у них последние продовольственные запасы член местного ревкома Пичарев сказал следующие слова: «Я тогда поверю, что вы голодаете, когда матери будут есть своих детей»[261]. Естественно, что подобный произвол вызывал у крестьян только негативное отношение к советской власти.

На почве широкого крестьянского недовольства отряды колесниковцев в начале марта 1921 года переходят к активной партизанской войне против местной советской власти. Повстанцы начали проводить внезапные налёты на сёла и слободы, в ходе которых убивали советских работников и продотрядчиков, а также сжигали местные канцелярии. Росту повстанческой борьбы во многом способствовали два обстоятельства. Во-первых, это уход большей части красных частей с территории губернии[262]. Во-вторых, это появление на юге губернии крупных повстанческих формирований Донской области. Так, например, в начале марта в пределах Богучарского уезда объявляется крупный отряд

Маруси, одного из соратников Махно[263]. 14 марта отряды колесниковцев занимают слободы Монастырщина и Сухо-Донец. В последней повстанцы изрубили полностью весь состав местного совета. В тот же день отряд повстанца Каменюка силою около 700 сабель занимает слободы Павловское и Новобогородицкое (40^5 верст южнее Калача), а 15 марта передовой отряд повстанцев в 50 сабель после боя с местным коммунистическим отрядом занимает Старую Криушу (22 верст юго-восточнее Калача). В последующие дни колесниковцы вместе с донскими повстанцами появляются в Новолиманской, Бычковской, Медовской Шуриновской волостях Богучарского уезда, в которых ими разгоняются местные советы и продотряды[264]. На подобные действия повстанцев советские власти отвечают чрезвычайными мерами. В тех сёлах, где совработники подвергались нападениям колесниковцев, из местных жителей начинают браться заложники. В число заложников попадали близкие родственники дезертиров и повстанцев. В основном это были жены, матери и отцы «бандитов»[265]. Количество женщин в группах заложников значительно преобладало над количеством мужчин. Нередко в категорию «заложники» попадали даже беременные женщины. В каждом «неспокойном» селе было своё количество заложников: оно могло составлять и 52 человека, и 23, и даже 5[266]. Всех взятых в заложники людей, как правило, направляли в уездный ревком, а оттуда – в тюрьму при этом учреждении. В то же время в том селе, откуда были взяты эти люди, объявлялось всему населению, что в случае убийства хотя бы одного местного советского работника или коммуниста все заложники будут расстреляны[267]. Необходимо добавить, что, наравне со свыше изложенными мерами, советские власти часто проводили конфискации имущества семей «бандитов» в фонд Советской республики[268].

Система заложничества сразу же негативно отразилась на состоянии хозяйства многих крестьян. В канун работ по обсеменению полей многие сёла испытывали острую нужду в крестьянских руках. Так как большинство молодёжи было в армии или выехало в поисках хлеба на Донщину, на счету был каждый трудоспособный человек. Тем временем десятки людей в качестве заложников томились в уездных тюрьмах. Вдобавок в число этих несчастных часто попадали люди, обладающие ценными для села ремёслами[269]. Вследствие всех этих обстоятельств, сельревкомы вынуждены сами просить уревком освободить на время посевных работ всех заложников. К тому же многие колесниковцы через местных жителей потребовали отпустить своих родственников, угрожая в противном случае жестоко расправиться с семьями совслужащих. Работники волостных ревкомов в страхе за своих близких вынуждены просить уездные власти отпустить всех женщин-заложниц[270]. В итоге система заложничества не получила широкого распространения в южных уездах Воронежской губернии.