Колесница Джагарнаута

— Полно немцев, — согласился спокойно Сахиб Джелял. — Все служащие в отеле немцы. — Он даже назвал некоторых из них: — Главный садовник — сам герр Данцигер. Не смотрите, что он ходит в рваной чухе и кожаных калошах. Чеснок пахнет чесноком. Герр Данцигер приехал в Иран с финансовым советником Линденблаттом, когда американец Мильспо был уже выслан. Данцигер представитель фирмы «Юнкерс». Он из тех демонов, что едят мясо живых людей, пьют их кровь и наматывают кишки на свое тело. Немецкий офицер, и очень опасный. Когда шла война четырнадцатого года, Данцигер сидел в Персии и держал своих людей и в Туркестанском генерал-губернаторстве, и у афганцев, и в Индии. Я недаром сказал про кишки. Данцигер приказывает убивать всех, кто ему мешает. Смотрите, Алексей-ага, он обстригает розы. Чик! — и нет розы. Так он срезает головы всем, кто мешает фашистам завладеть Ираном. После той войны он ненадолго уезжал, а потом его прислал на старое место в двадцать шестом году военный министр, кажется, Геслер его фамилия. Зачем он приехал? Да чтобы найти старых агентов. Ездил все эти годы в Кабул, Герат, Гилян, в Гурган к иомудам. Вот какие «розочки» выращивает Данцигер! Когда союзнические армии вошли в Персию, Данцигера выслали вместе с другими фашистами, а он вот где оказался…

При содействии конюха — он при ближайшем рассмотрении тоже оказался немцем — Мансуров и Сахиб Джелял напоили коней и направились к серой гряде холмов, за которой простиралась долина Кешефруд.

Аббас Кули забыл о важности и спеси, которые ему весьма пристали с тех пор, как он сделался мешеди и владельцем лучших универсальных магазинов Ирана. Он, как позже выяснилось, не случайно остановился в поместье Баге Багу. Он так радовался встрече со своим уважаемым начальником Великим анжиниром, что готов был снова превратиться в «ничтожного», как он говорил, раба и слугу, переводчика и проводника. Он окружил Мансурова самым предупредительным вниманием, соскакивал с седла и вел под уздцы его лошадь в трудных местах, подтягивал подпруги, зачерпывал и подносил пиалу с холодной водой из редких попадавшихся на пути крошечных родниковых ключей, пытался даже отгонять назойливых мух чем-то вроде опахала, которое смастерил из стеблей высокой пожухлой травы.

Так или иначе, Аббас Кули оказался неоценимым проводником. Дороги и дорожки, покрытые одеялом пыли, головоломные спуски в овраги и каньоны, щебнистые осыпи, на которых исчезали малейшие признаки тропы, каменистые перевалы, заросшие полувысохшими тополями, заброшенные лощины создавали впечатление запутанного лабиринта. В попадавшихся изредка поэтических, но немыслимо грязных караван-сараях плохо знали или просто не хотели говорить, где находятся джемшидские кочевья. Лишь наметанный глаз Аббаса Кули находил путь.

Мансуров полной грудью вдыхал жаркий сухой воздух степи, его глаза бездумно воспринимали поразительную игру красок солнечного заката, ослепительную зелень широких пространств, верблюжьей колючки, синих, темнеющих горных хребтов, тополей, позлащенных последними солнечными лучами. Его не раздражал пронзительный скрип встречных большеколесных персидских арб, оглушительное блеяние овечьих отар, загромождавших узкие ущелья своим войлочным потоком.

Он наслаждался путешествием, сокрушающим солнцем Ирана, ледяной водой источников, дыханием горячего ветра, живительными пятнами тени, многоцветием степей и пустынь. Он, сетовавший на медлительность и постоянные задержки в пути, сейчас даже радовался, что в эти края нельзя проехать на автомобиле.

Воспоминания теснились в голове. И вот из туч пыли, ослепительной белизны солончаков, красных горных вершин, из сонмов призрачных джиннов, из тысяч бородатых и безбородых лиц, из целых морей многоцветных глаз вдруг начал проступать, еще неясно, один запомнившийся чем-то неприятным лик, с жесткими, грубо вылепленными сухими чертами, сжатыми в ниточку губами, упрямым подбородком, песочного цвета глазами. Он назойливо стоял перед глазами, заслоняя и синие горы, и торжествующие краски заката… И вдруг, когда глаза Мансурова остановились на серо-желтой глыбе мазара, сложенного из кривых огромных сляг саксаула, присыпанных слоями песка, он вспомнил… Потому что и тогда эти губы ниточкой, и сухие черты лица, и песочного цвета глаза тоже он видел на фоне вот такого же полуразвалившегося мазара.