Колесница Джагарнаута

Но специальное указание все не поступало. Вести с фронтов войны приходили одна сенсационнее другой. Прорыв «панцерколоннен» всепобеждающего рейхсвера в Иран, на Индию казался уже свершившимся фактом. И чтобы не опоздать, не оказаться в хвосте, генерал позволил себе отклониться от параграфов инструкций и с недавнего времени в торжественных случаях или в уединении кабинета, принимая особенно важных агентов, начал облекаться в форменный мундир оберштандартенфюрера. Но неприятность ждала его совсем неожиданно: прилетели уполномоченные самого фюрера — Шютте и Шмидт — и учинили разгон. Новостей они не привезли, но в тот же вечер, противореча самим себе, приказали всем резидентам, собравшимся в Баге Багу, сбросить штатские лохмотья и явиться в конференц-зал фирмы «Али Алескер и К°» в парадной форме.

Приказ Шютте и Шмидта показывал, что дела на Волге действительно идут хорошо. Генерал фон Клюгге в парадной форме колобком катался по двору с вдохновенным лицом и старался всех очаровать.

Шмидт появился в сопровождении своего спутника Шютте в конференц-зале, когда уже все собрались. Вошел он через маленькую потайную дверку, через которую ему, огромному, высокому и не слишком худому, оказалось пройти не столь ловко и удобно, как то было для низенького, верткого Али Алескера. Шмидт даже за что-то зацепился, чем-то грохнул и, естественно, остался недоволен наделанным шумом. При всем своем высоком звании Шмидт не был лишен чувства позы и любил таинственность.

Господа резиденты, задыхаясь от волнения, ожидая тайн и сенсаций, замерли в полной неподвижности. Но тайн никаких не открылось, потрясающих сообщений ни Шмидт, ни Шютте не сделали.

Оказалось, что всех пригласили на торжество вручения наград и оглашения приказов. И многие в зале поникли, посерели лицами. Нужно было вытаскивать их из самых гнусных дыр, заставлять пешком или верхом на осле плестись за сотни километров по скалам, песчаным безводным барханам, по степной сухой, точно порох, колючке, изнывать от жажды, натирать седлами кровавые мозоли на ляжках, дышать пылью и песком, чтобы присутствовать при том, как спесивый, вылощенный, благоухающий дорогими духами Шютте пыжится от спеси и смакует с видом превосходства свои красноречивые трескучие спичи в адрес каких-то никому не известных типов. И к тому же еще приходится поминутно вскакивать с места и надрывать пересохшую глотку возгласом: «Хайль!» Торжество инспектор Шмидт устроил для «приободрения и вдохновения славных представителей нордической расы, прокладывающих пути от гитлеровского фатерлянда к золотой сказочной Индии». Довольно туманно Шмидт упомянул о надвигающихся днях торжества и победы. Но ничего не уточнил, не назвал сроков, чем вызвал недовольные вздохи.

Однако Шмидт был преисполнен уверенности и нацистского самомнения. Он настолько игнорировал сложность обстановки, что бросил неудачную фразу:

— Вторжение без войны на Средний Восток продолжается. Мы по-прежнему будем заниматься приручением чиновников, князей, ханов, коммерсантов и подчинять их великому фюреру!

Неосторожно, но сказал так! В зале сидели не только фашисты-немцы, но и вожди племен, и местные чиновники, и сам шахт-и-туджорон — царь купцов, утонченный и умнейший Сахиб Джелял, знаток политики Запада и Востока. Прожженный делец хозяин Баге Багу господин Алескер вдруг скорчил плаксивую мину — термин «приручение» был более уместен в цирке, нежели на столь представительном собрании.

Выбросив по-гитлеровски руку, Шмидт потребовал молчания и внимания:

— Господа, рад сообщить — еще один восточный владетельный принц признал своим учителем и наставником нашего обожаемого фюрера. Господин адъютант, огласите письмо его высочества эмира бухарского.

Едва ли кто запомнил все витиеватые фразы, коими Сеид Алимхан, с 1920 года пребывавший в изгнании в Кабуле и занимавшийся торговлишкой, изъявлял свои восторги и преклонение перед Гитлером и нацизмом. Единственное, что заслуживало внимания, это слова: «Мы давно уже делаем шаги к глубокому познанию мудрого учения мудрецов и философов Муссолини и Гитлера, именуемого фашизм, и пришли к умозаключению, что великое учение ислама содержит в своей мудрой сущности и те положения, которые упомянутые Муссолини и Гитлер сделали основой нацизма. Это позволяет нам — исламскому халифу всех мусульман — призвать правоверных обнажить мечи священной войны и встать под знамена союза с рейхом и наносить смертельные удары врагам пророка Гейдара, то есть Гитлера, и Великой Германии».

Прокричав «Хайль Гитлер!», инспектор Шмидт приступил к вручению наград. Начал он с уважаемого и достойнейшего полномочного представителя эмира бухарского Сеида Алимхана, выдающегося офицера и дипломата Мирбазарова.