— Вы по духу и делам истый германец. Вы трудитесь уже много лет на пользу великой Германии и нашего фюрера и помогаете превратить Восток в естественную политическую и экономическую сферу нашего рейха. Вы сделали нефть Ирана немецкой. Вы достойный ученик специальной школы Ладебурга, курсов в Гамбурге, приобрели опыт и лоск у Муссолини. Вы подняли на высоту деятельность «Ассоциации мусульманской молодежи», ваш талант позволил завербовать в ассоциацию отличные кадры. Благодаря вам лига Боз Курта Серого Волка, созданная послом рейха в Анкаре, распространила идеи фюрера от Мюнхена до Индийского океана. Вы, господин Мирбазаров, пионер, прокладывающий пути германскому рейху в долины Индии.
Торжественным голосом Шмидт огласил приказ о присвоении Мирбазарову высокого звания офицера войск СС. Тут же собственноручно он нацепил ему на лацкан френча Железный крест.
— Вы, господин Мирбазаров, отлично справляетесь с порученным делом. И мы привезли вам помощника. Позвольте вам представить молодого, но уже блестяще проявившего верность Гитлеру и рейху офицера СС Бай Мирзу. Он поможет вам в создании штурмовых групп и тюркских колонн для вторжения в Туркмению и Узбекистан. О значении этого вопроса можно судить по тому, что Бай Мирза является командиром батальона имени Тамерлана. Именно здесь, в Хорасане, на базе этого батальона господин Бай Мирза организует восточно-мусульманскую дивизию СС.
Молодой человек легким шагом подбежал к столу, вытянулся и отрапортовал:
— К выполнению задачи приступил! Хайль Гитлер!
Энергично пожав руку Мирбазарову, несколько ошеломленному и, видимо, не слишком вдохновившемуся его появлением, эсэсовец поздравил его по-узбекски: «Муборкбод булсин!» — и побежал на свое место.
— Отличные кадры! — пробормотал Шмидт и взял в руки другую папку.
Получать чины и награды подошла очередь почтеннейшему и блистательному чиновнику. Он стоял у стола с несчастным видом, вобрав свою большую голову в плечи, ссутулясь так, что казалось, у него на спине вырос горб. Лицо его от пробившейся щетины казалось сине-зеленым. Глаза свои он прятал и упорно старался разглядеть свои ноги, чему мешал непомерно выпятившийся живот. Чиновник с тоской слушал выспренние похвалы и, очевидно, считал всю поднятую шумиху излишней и преждевременной. Он просто трусил, потому что Шмидт предавал гласности многие серьезные тайны и секреты. Типичный деятель восточной школы, хоть и получивший многолетнюю выучку и военное образование в Германии и вобравший немало, казалось бы, элементов «европейской культуры», господин чиновник не изжил в своей натуре резкости переходов от изъявлений гуманности и любви к кровожадной жестокости, от высоких чувств великодушия и подлинной честности к грубой хитрости, обману, отвратительному интриганству. И в кругу семьи, и в его канцелярии его боялись и ненавидели. Он имел немало врагов и завистников. Сумев пролезть в новую администрацию, он прикидывался недругом фашизма. В то же время он имел причастность к тайно существующей партии «Нехзет-е-мелли», ставившей перед собой цель — создание, за счет территорий республик Советского Союза и Афганистана, Великого Ирана. Сейчас в глубоком подполье господин чиновник занимался формированием из всяких деклассированных элементов иранской нацистской армии. В Хорасане дела подвигались плохо, местное население проявляло большие симпатии к Советскому Союзу. Приходилось вести набор в основном в южных астанах Ирана, занятых англичанами. В Баге Багу господин чиновник вынужден был приехать потому, что Али Алескер обещал ему найти для комплектования проживавших в своих имениях на полулегальном положении иранских офицеров, некогда учившихся в Германии.
Понятно, что миссия господина чиновника была отнюдь не для широкого осведомления, и он то и дело принимался кряхтеть и вздрагивать, особенно когда Шмидт выпячивал его заслуги:
— Поистине чистокровное арийское происхождение ваше делает вас подлинным германцем. И вы доказали вашу поистине арийскую преданность нашему фюреру.
Господину чиновнику хотелось провалиться сквозь землю, когда на его пиджаке блеснул орден, но, увы, паркет в конференц-зале фирмы «Али Алескер и К°» был скроен из дубовых брусков и отличался неимоверной прочностью. Ах, как некстати вся эта шумиха! Чиновник расстроился вконец и забыл даже ответить «хайль», что он делал обычно охотно и с шиком.
Сидел чиновник за столом, прятал лицо, вытирая лоб носовым платком и лепеча:
— Здоровье от аллаха, жалование от повелителя.
Ужасно он был доволен, когда внимание собравшихся господ офицеров отвлекла появившаяся у стола невзрачная, в пропыленном, молью траченном полковничьем мундире времен Гинденбурга фигура швейцара отеля «Регина». Лицо у него походило на стоптанный башмак, пожелтело от малярии, покрылось белыми струпьями от пендинки, седые волосы торчали перьями.
Вручая орден, Шмидт изрекал: