Колесница Джагарнаута

Рев ветра стих, даже в ушах зазвенело от наступившей тишины. Но звон действительно стоял в воздухе. По залитой солнцем, еще чуть курившейся неосевшим песком равнине неслась варварская музыка: свист флейт, рыдание гиджаков, вой длиннющих медных труб, стон барабанов. Новая туча двигалась по степи, туча всадников, черная масса, упорная в своем стремлении, угрожающая.

Начальник уезда и его стражники-пуштуны стянули со спин свои винтовки и, сдув с них песок, забряцали затворами.

Пуштуны рычали от злости и разочарования. Попались все-таки! Черная надвигающаяся лавина была, конечно, джемшидским племенем. Воинственно блестели в лучах утреннего солнца тысячи клинков. Лавина захлестывала степь, серпом охватывала путешественников.

Расстояние пожиралось копытами коней со страшной быстротой.

— Остановитесь! — закричал Мансуров пуштунам, и машина одна помчалась навстречу джемшидской орде.

Ни с чем не сравнимое ликование поднялось в душе. Он увидел мальчика, своего мальчика. Впереди на коне, рядом с напыщенным, по-павлиньи наряженным вождем кочевников, ехал совсем еще маленький, но державшийся гордо и самостоятельно, подставив солнцу строгую, довольную, горевшую детским румянцем мордочку, мальчишка, одетый по-джемшидски, с саблей на боку. Он держал важно поводья в маленьких кулачках, хотя рядом бежал парень, ведя коня под уздцы — так, как полагается вести коня наследника великого вождя.

Мальчик, родной мальчик! Здоровый и невредимый! Русые волосики его, выбивавшиеся из-под меховой с бархатным верхом шапки, трепал стихавший степной ветер. Глазки блестели от восторга. Какое счастье ехать верхом, по-взрослому, когда тебе нет еще и семи!

— Папа! Где ты был? Смотри, а у меня лошадка!

Отец и сын встретились и обнялись.
Они плакали бы и рыдали в один голос,
Но плач не занятие для мужчин,
И они радовались!

Так поется в песне, так поют в пустыне. А как было на самом дело, никто не знает. Знают только, что счастливый воин, великий воин нашел сына. Когда есть терпение, и из незрелого винограда получится халва. Когда есть воля, то и из тутового листа ткут атлас.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Желанное сердцу — приятнее жизни.

Низами

Вырви из груди большое сердце.

Твой влажный алый рот окрашен кровью.
Но влаги он жаждет, ненасытный.

Бобо Тахир

Ты, который проходишь по улице нашей возлюбленной, берегись, как бы стены не разбили тебе голову.

Хафиз

Яростная плотная зелень душистых трав, не тронутых еще заморозками, янтарные горячие лучи поднявшегося над земным кругом солнца. Нежный, голубоватый туман, смягчающий острые углы развалюшек полуземлянок джемшидских зимовок и кое-как слепленных растрескавшихся дувалов. Вечные, как степь, войлочные, слегка заостренные купола чаппари, подобия юрт. Красные купы зарослей алычи в лощинах. Мирно потряхивающие головами одинокие кони, покрытые до ушей попонами и паласами. Важные, одиноко вышагивающие, уже в мохнатых зимних шубах, верблюды. Густые, терпкие запахи овечьих загонов.

Джемшидское кочевье лениво встречало катившийся по утрамбованному копытцами тысяч овец старому крепкому дерну «фордик». Встречало первобытным величием, дикостью, нищетой, великолепием красок неба, земли, одежд…

Гудкам «фордика», шуму мотора вторил звон детских голосов и лай собак. Толпа детишек встретила их, оторвавшихся от всадников и поехавших в объезд по дороге.

Выбежал из шатра толстяк, по-видимому единственный толстяк племени, джемшиды худощавы, сухи, мускулисты. Толстяк состоял из шаров: шаровидная огромная чалма, физиономия — монгольская луна, круглая с хитрыми щелками вместо глаз, круглая женская грудь, круглый людоедовский живот, круглая жирная важность.

— Видали, пыжится. Для сохранения лица важно, сколько заставят ждать, — проговорил Аббас Кули. — Могущество показывает. Эй, бык, принимай великого воина. Ты кто будешь?

— Визирь я! А кто вы? Кто осмелился переступить границу великого вождя?

— Не видишь, что ли? Гости.

— Когда котел чистят перед пиром, вся округа сбегается, едва звон шумовки услышит.

— Мы к вождю.

— Великий вождь, могущественный эмир, великий хан Джемшид поехал с утра встречать гостей. Да вон они, — засуетился толстый визирь, поглядывая из-под руки вдаль. — Как же вы не увидели в степи великого Джемшида?

— Эй ты, визирь бараньих кутанов, господин зловонной лжи, властелин песка, прикажи принести нам напиться!

«Если гостям не дадут сразу же воды в кочевье, — говорил позже Аббас Кули, — берегись. Вот я и хотел проверить этого визиря, невежество которого происходит от невежества».

Но воду в большой глиняной кузэ принесли. Аббас Кули и здесь остался недоволен — чем больше капризов, тем важнее гость!